Ольга Черненко: Как медленно умирает Луганск

Погода шепчет: гуляй! И я на ходу стягиваю шапку и распахиваю ворот куртки навстречу ветру и солнцу, теплу и весне.

Кто-то сказал на днях, что с каждой весной приходит молодость. И я радуюсь солнцу, как и старая узловатая сирень на моем пути за вечным огнем, и просыпающиеся жуки-командиры, которые, как и я, щурятся навстречу солнцу на своих привычных местах для прогулок и встреч – нагретых бордюрных камнях парка, пишет Ольга Черненко для 24tv.ua.

Ох, уж эта весна! Мальчишки стаскивают с балконов велики и достают скейты, девушки, опережая время, стучат каблуками по только что высохшему от долгого снега и долгой зимы асфальту, а я… Гуляю. Дышу. Греюсь на солнце как эти жуки-командиры, истосковавшиеся по теплу.

Я шла вчера (11.05.2018 - прим.ред.) после 18:00 по центру Луганска и чувствовала себя туристом в своем городе.

Или даже не так, человеком, который внезапно вновь обрел способность ходить после долгой и тяжелой болезни. Я хмыкала горящим фонарям и цокала языком там, где до войны были элитные бутики и мега-дорогие салоны – запертые и заколоченные сейчас. И снова радовалась, обнаружив, что в эти восемнадцать с минутами мне попалось две еще открытые парикмахерские.

Мне не встретился ни один человек, пока я шла от академии искусств на Красной площади вверх до улицы Котельникова. Я глазела в окна домов, которые горели очень выборочно, хотя в это время по местным меркам уже все дома. И почти ошалела от того, что рядом со сквером ВЛКСМ открыто новое уличное кафе по типу "МакДональдса", работает киоск "Блинка" и почти рядом призывно светится двухэтажная кофейня с муляжами тортов в большой витрине.

Если вы были вчера в это же время там же, вы наверняка обратили на меня внимание – я засматривалась на голубые и розовые, залитые мастикой, муляжи тортов, но дольше всего я стояла возле образца свадебного торта с фигурками жениха и невесты на самом верхнем ярусе. Людей было немного, но "Блинок" давал свет, и к нему подтягивалась молодежь как насекомые к лампочке.

Лавочки и свет давали возможность посидеть дешево и сердито в самом центре города рядом с зеленой гирляндой на дереве напротив кофейни без названия. Я шла дальше, подгоняемая только тем, что стрелка часов близилась к семи вечера, а по моему маршруту автобусы ходят именно до семи, и им нет дела до весны и моего настроения.

Я шла по центру Луганска и терялась от того, что город будто бы жив, но безлюден, но при этом есть молодежь и кое-где работают кафе. Как в белые ночи в Питере, когда светло, но людей на улицах почти нет из-за глубокой, но светлой ночи. Я дошла к остановке, села в свою пустую маршрутку и счастливо покатила домой.

В будний день в такое же время еще три с половиной года назад все маршрутки были полны спешащими и возвращающимися с работы луганчанами. Но это все уже так нереально…

Я сама была среди тех, кто ехал частенько после девяти вечера домой с работы, засидевшись сверх нормы. Забегала по пути в супермаркет, тащила пакет снеди, стараясь чуть загладить своё опоздание к ужину. И сейчас мне кажется, что эта история про поздние возвращения как бы не про меня. Или про какого-то другого меня, как в молодости. Мы же можем отмотать время назад, чтобы разглядеть детали тех дней? Вот и у меня также – все помнится будто бы отчетливо, но уже просто не верится, что это было правдой. Правда – вот она. Мой спящий в семь вечера частный сектор, где нет ни души и только по горящему свету за шторами можно догадаться, что жизнь не ушла из этих домов.

А вообще-то по частным домам видно сразу же, что они пустые. Не знаю, как это происходит в понимании режиссеров, когда они рисуют перед зрителями неменяющиеся домики годами и десятилетиями.

Вокруг меня все иначе. Первым опустевшим на нашей улице был дом, который незадолго до войны купили. Все знали, что хозяйка дома занимает какой-то чин в местной милиции. Летом-2014 они уехали и, о, ирония, в их дома сразу же влезли мародеры. Разбили стекло и стали тащить через окно телевизор, вещи. Кто-то увидел, сообщил "ополченцам"...

Не знаю алгоритма, но воришек жестко в воспитательных целях поколотили прямо там же, а окно еще долго стояло без стекла, пока кто-то из местных не зашил его фанерой. После того лета хозяева так и не вернулись, и флагман нашей улицы стал ветшать на глазах. На газонах стал скапливаться мусор и ветки, бутылки и бумага. И уже не понятно, три года или десять он стоит вот таким вот бесхозным бродягой. Забор покосился, ворота облезли. Странно то, что по вечерам в этом доме горит свет. То ли он горит там все время, то ли кто-то все-таки живет в нем. Народ шепчется, что дом облюбовали бомжи.

А я, как ни странно, не видела никогда, чтобы в эти состарившиеся ворота кто-то заходил. Просто чудеса. В квартирах это не так заметно. Там можно перекрыть воду и газ, выключить электричество и ехать в дальние путешествия. В домах так не получится. Дом живет энергией человека и его счастьем. Питается разговорами и смехом. Это только из моих многолетних наблюдений, никакой мистики. Поэтому по моему краю видно сразу, какие дома бросили и куда уже невозможно вернуться. А вот в городе тоже забавно – смотришь вечером на подъезд и считаешь горящие окна.

Сколько их светится на стояк? И где же те обещанные возвращающиеся, кто со слов оптимистов, непрерывным потоком спешит назад в Луганск из своих дальних и неудачных странствий. Просто пройдитесь вечером по городу, не углубляясь в спальные районы – по центру, и посчитайте встретившихся по пути людей, а потом посмотрите на окна в домах, где больше темных пятен, чем светлых. И после таких открытий чувствуешь себя немного музейным экспонатом. Чуть занафталиненным за эти три с лишним года. И как-то уже без иллюзий ясно, что возврата к светящимся окнам быть не может, но даже в таком измерении как-то стало привычно и комфортно, потому что весна, а дома ждут и завтра новый день.

И то прошлое, в котором я спешила домой с пакетом гостинцев после девяти вечера, отчетливо перешло в разряд прошлого, заняв свое место среди прочих воспоминаний, как диафильмы в баночках, подписанные и отсортированные на полках хорошего хозяина. И я бреду по такому старому и любимому, полному моих историй и воспоминаний Луганску, как старик, которому дали еще немного вдохнуть привычного воздуха, но кроме воздуха он ничего уже не узнает, хотя и знает, что этот город – его.