Менеджмент гибридной войны: как сбитый "Боинг" повлиял летом 2014 на освобождение Донбасса

Пишет Александр Сурков в "Петре и Мазепе"

Коррекция общего замысла

Как говорилось раньше, изначально разработанный замысел предусматривал освобождение Славянска путём уничтожения укрепрайонов противника и перекрытия линий коммуникаций, деблокирование группировки в Луганском аэропорту с расширением зоны изоляции вокруг него и выход с юга в приграничные районы с целью полного перекрытия снабжения боевиков.

В «центре» (секторе «С») к началу июля этот замысел был реализован успешно. Взята под контроль пойма Северского Донца вплоть до Ямполя на правом берегу и Сиверска на левом, созданы условия для освобождения Северодонецко-Лисичанской агломерации с выходом на Луганск, на юге сектора освобождены населённые пункты вплоть до Бахмута (Артёмовска) и Торецка (Дзержинска).

На южном направлении в то время не было угрозы Мариуполю, да и у противника не было, вероятно, средств. Там находились подразделения Нацгвардии и до 5 батальонов территориальной обороны, которые прикрывали границу и несли службу на блокпостах с подразделениями 51-й ОМБр. Оперативного значения этот район не имел.

Однако то, что мы не смогли взять в полное кольцо неконтролируемые районы, выполнить задачу по расширению зоны изоляции вокруг ЛАП и прикрыть участок границы на всём протяжении, внесло серьёзные коррективы.

Новый замысел, утверждённый 10 июля, предусматривал на севере (левом фланге) продвижение с охватом Луганска вплоть до посёлка Северный на границе с РФ, в центре пробивание «коридора» к Донецкому аэропорту через Авдеевку и разрезание луганской и донецкой группировок противника по линии Бахмут – Дебальцево с последующим взятием Донецка в оперативное окружение. В целом до 17 июля, когда был сбит пассажирский Boeing, этот замысел реализовывался успешно.

Отдельные операции июля, их роль в изменении оперативных планов и подходов. Освобождение Первомайска и Попасной 21–22 июля

После освобождения Бахмута (Артёмовска) город Первомайск, расположенный в 80 км от Луганска, стал одной из оперативных целей для сил и средств АТО. В его штурме участвовали подразделения Национальной гвардии, в том числе и батальона «Донбасс».

По словам корреспондента Руслана Смешука, «боевики сосредоточили значительные силы, причём хорошо вооружённые, а после атаковали колонну украинских военных. С наступлением дня бой продолжился. Мы побывали всего в нескольких километрах от города, на позициях освободительных сил. Бойцы нам рассказали, что террористы возвели на подступах к городу, а также в жилых кварталах самый настоящий укрепрайон. Все боевики отлично вооружены. Активно работают снайперы».

Там действовали оперативные подразделения МВД — Нацгвардии и милиции, всего до 400 человек. Тех, кто привлекался потом для поддержания общественного порядка (так называемой «зачистки»), я не считаю, — это уже совсем другая задача. Плюс к тому штаб АТО не ставил задачи добровольческим батальонам, их привлекали по решению командований секторов.

Соотношение численности личного состава, скорее всего, было один к двум в нашу пользу. Но, учитывая местность и степень укреплённости противника, этого было явно недостаточно.

У нас не было тогда возможности выделить хоть какой-то орган управления, хотя бы оперативную группу, для того чтобы помочь нацгвардейцам правильно организовать действия войск, исходя из сложившейся обстановки. Лобовой удар по укрепрайону успехом не увенчался, поэтому от идеи наращивать усилия на этом направлении отказались.

Сосредоточение основных усилий было перенесено юго-западнее — на Попасную. Практически те же самые силы и средства, которые были задействованы на Первомайском, были переброшены туда. Мы поддержали нацгвардейцев наличной артиллерией и бронетехникой.

С нашей стороны количество привлекаемых сил и средств было ограничено, не более 200 человек. Но, тем не менее, этих совместных сил оказалось достаточно.

На сей раз тактика была избрана совершенно иная. Подразделения начали действовать в обход Попасной с севера и юга по двум направлениям. И когда стало очевидным, что вокруг города замыкается кольцо окружения, позвонил мэр Попасной и предложил «сдать ключи от города». Я, говорит, не хочу разрушений.

Это был первый серьёзный успех нацгвардейцев, он получил широкий общественный резонанс.

(Паблики «Донбасса» в те дни представляли освобождение Попасной исключительно как его заслугу, что вслед за ними повторяли и СМИ. — А.С.)

Появление Дебальцевского выступа

После того, как без потерь и тяжёлых боёв были освобождены: 20 июля — Луганское, а 22-го — Попасная, стал вопрос, каким образом развивать наступление дальше.

Перспективным выглядел замысел по развитию наступления на Луганск вдоль Северского Донца. Но для того, чтобы там продвигаться, нужно было взять под контроль Лисичанск и Северодонецк.

Неблагоприятная ситуация в приграничной зоне была очевидной, силы для наступления ограничены, потому стала задача, какую избрать стратегию.

Вполне логичным было в первую очередь разъединить две основных группировки противника: Горловско-Донецкую и Стаханово-Первомайскую. Тем более, что обстановка позволяла сделать это. Противник был скован и там и там, и его фланги были растянуты.

(После провала планов создания «Единой Новороссии» у сепаратистов сформировалось два «оперативных командования», так называемые «народные ополчения» — «ДНР» и «ЛНР», позже переименованные в «1-й и 2-й армейские корпуса». В результате такого «раздела территории» граница Донецкой и Луганской областей стала уязвимым военно-политическим «стыком». — А.С.)

Исходя из таких соображений, было принято решение двигаться в направлении Дебальцево.

Операция проходила 24–26 июня. Действовали силами батальонно-тактической группы 25-й бригады, усиленной дивизионом артиллерии 26-й бригады, РСЗО 107-го и 27-го полков и подразделениями Нацгвардии численностью до 100 человек. Общая численность группировки составила около 600 человек. Также оказывала поддержку армейская авиация — до эскадрильи вертолётов.

Заходили с нескольких сторон, что способствовало фактору неожиданности. Город был взят под контроль без значительных потерь.

Выход на Дебальцево дал возможность контролировать основную трассу Донецк – Луганск, сам же город с его окрестностями стал плацдармом для ведения огня сразу по нескольким направлениям.

После освобождения Дебальцево мы (штаб АТО) передали силы и средства из своего непосредственного подчинения штабу сектора «С», который был создан на базе командования Сухопутных войск. Они получили задачу развивать наступление по двум направлениям — на Красный Луч и Шахтёрск.

Были созданы две маневренные артгруппы, которые, постоянно меняя своё положение, наносили противнику поражение на разных участках.

В чём были «выгода и удобство»? На каком бы направлении не ставили задачу подразделениям: в районе Первомайска – Попасной, к югу от Дебальцево на Шахтёрск, в направлении Красного Луча или Ждановки, — они всегда могли получить помощь от артиллерии. Артгруппы получали задачу в ночь, выходили, скрытно занимали позиции, с утра оказывали поддержку войскам. Это работало очень эффективно.

Противник «прозевал» наш выход в этот район, и на тот момент ничего уже не мог предпринять в ответ. У нас же, помимо прочего, появилась перспектива создания нового «коридора» на контролируемую приграничную зону: от Дебальцево на юг через Ольховатку, Шахтёрск – Снежное с выходом в район Благодатного и Петровского. Кроме того, мы могли, продвигаясь на юго-запад, замыкать «малое кольцо» вокруг Горловки и Донецка.

Военное руководство РФ чётко понимало, что нельзя допустить расчленения группировок и полного окружения Донецка и Луганска. А то, что все события к этому шли, оно осознавало и готовило «ответные меры»...

Попытка создания нового «коридора» к границе

Тактическая группа 25-й бригады при поддержке двух артиллерийских подразделений 26-й и 55-й бригад, всего около 500 человек под командованием подполковника Содоля, выдвинулась из Дебальцево и закрепилась в Контарном. Своими действиями они должны была поддержать вторую группу, которая непосредственно выходила в район Саур-Могилы.

Эта батальонная, а в реальности ротная группа под командованием подполковника Мойсюка смогла пройти Шахтёрск и закрепиться между ним и Снежным. Там с 27 по 31 июля держало оборону всего до 200 человек при поддержке артбатареи 26-й бригады.

Противник, понимая опасность наших действий, начал сосредотачивать в районе выдвижения свои силы; продвижения дальше стало невозможным.

(На оперативную обстановку критически повлияла ситуация со сбитым в этом районе гражданским Boeing, о чём будет сказано дальше. — А.С.)

У группировки Мойсюка было три направления для выхода. Первое — на север на соединение с группировкой Содоля в Контарном. Второе — на юг в направлении Благодатного. Третье — обратно на запад через Шахтёрск.

В ночь с 30 по 31 июля я разговаривал с Мойсюком, предложил ему определиться с маршрутом выхода. Он доложил, что проход на Контарное закрыт, так как противник навёз бетонных плит и перекрыл все проезды. В южном направлении открытая местность, и он опасается засады. В конечном итоге было принято решение выходить через Шахтёрск.

Выход начался 31 июля, в воскресенье. Но на въезде в Шахтёрск группа была остановлена и попала под сильный огонь. Мойсюк вынужден был повернуть на юг и всё-таки вышел в направлении Благодатного.

После этого пребывание группы Содоля в Контарном утратило актуальность. Продвигаться на юг она не могла, усилить её было нечем. Этот проход был укреплён и заблокирован так, что наша колёсная и гусеничная техника не имела возможностей для движения. Я дал команду возвращаться в Дебальцево в базовый лагерь.

Во время выхода группировка попала в танковую засаду. Одна БМД была подбита, потери составили до 7 человек, но, тем не менее, группировка вышла.

(Подробнее об этих боях рассказано в книге Сержа Марко «Хроника гибридной войны».)

На этом этапе наши попытки замкнуть кольцо изоляции вокруг Донецка через Шахтёрск и выйти к Саур-Могиле были прекращены. Не было смысла рисковать личным составом, а растянутая линия коммуникации не давала возможности обеспечить им эффективную поддержку.

(К вопросу о «неблагодарности командования». На сегодняшний день и Мойсюк, и Содоль — уже генералы. — А.С.)

Миф об Изваринском «котле»

К июлю 2014 года российско-сепаратистская пропаганда создала целую антиукраинскую мифологию, в которой активно использовалась риторика и архетипика мифа «Великой отечественной войны». Одним из главных мемов этой информационной атаки летом 2014 года были сообщения о «котлах», в которые якобы постоянно попадают украинские войска.

Это не было никаким «котлом». Примеров, когда войска сознательно входили в районы, где были окружены противником, было много как в военной истории, так и непосредственно в этой войне.

Например, контроль над аэродромами, которые на первом этапе войны имели стратегическое значение. Был месячный период пребывания в изоляции тактической группы на ЛАП, которая была заблокирована по земле, но по воздуху получала снабжение. Похожая ситуация (но короче по времени) была в ДАП, пока после захвата Авдеевки не открыли «коридор». До середины июля аналогичная ситуация была и по Краматорску.

Что такое «котел»? Это утрата руководства, полная деморализация личного состава, неспособность подразделений к выполнению задач. У нас такого практически не было.

Наши войска в Луганске, Донецке, Краматорске и у границы никто не окружал. Мы туда зашли сами по необходимости, изначально понимая, что будем выполнять задачи в условиях частичного или полного окружения. В качестве примера можно привести войну на островах Тихого океана. Японцы знали, что будут находиться в условиях окружения, но никто не отменял выполнение поставленной боевой задачи. То же самое и у нас. Естественно, что с целью пропаганды, оказания психологического давления эту терминологию активно использовали.

Так называемый «Изваринский котёл» был связан с событиями, когда наши отдельные подразделения, сосредоточенные у границы, не выдержав массированных обстрелов с территории РФ и оставшись без боеприпасов, перешли на территорию РФ, а потом были возвращены с юго-востока через Успеновку. То есть фактически организованно сдались в плен.

Но все силы и средства, выведенные к границе, вышли. Задачи, которые ставились в конкретных условиях обстановки, были выполнены.

Нельзя подходить к формулировке «котёл» так, будто противник достиг какого-то успеха. Когда первые десанты высаживались в аэропортах, все понимали, что они будут действовать в окружении. Когда войска заходили вдоль границы, все понимали, что они могут быть окружены.

О роли высот в современной войне как пример принципиального изменения оперативных подходов

Книги о «Великой отечественной», художественные и документальные, на которых выросло несколько поколений, изобилуют описаниями боёв за овладение разнообразными высотами. Сапун-гора, Мамаев Курган, да та же Саур-Могила были впоследствии сакрализированы и превращены в места поклонения. «Занять высоту» долгое время оставалось тактической аксиомой. Но мало кто задаётся вопросом, а какую роль высоты играют в современной войне.

Я думаю, что в современных войнах классическое значение высот будет утрачено.

Почему высота актуальна для опыта Второй мировой войны? Бои шли в основном на малозаселённых равнинах. Огромные пространства, отсутствие дорог, естественные преграды — поймы рек, болота, заливные луга, дефиле, лесные массивы. Естественно, что для этих условий основным направлением движения являются водоразделы рек. И это не новшество. Те же монголы в ХІІІ веке двигались только по водоразделам, потому что понимали, как идёт слив воды, где поить лошадей и где наиболее сухая земля. А водоразделы — это в первую очередь возвышенности, высоты.

Что касается Советской армии. Основной калибр орудий был 76 мм, максимум 85. Хотя СССР превосходил Германию в три-четыре раза по численности артиллерии, но по суммарному расчётному боеприпасу очень сильно ей уступал. У немцев орудия были большего калибра, тяжёлые, дальнобойные, калибром больше 100 мм.

(Именно вследствие «слабых» калибров, для того, чтобы иметь если не преимущество, то хотя бы паритет по дальности стрельбы и обзору, советским командирам требовалось занимать и удерживать господствующие высоты, при этом зачастую ценой огромных потерь. — А.С.)

К чему веду речь? Оказалась, что нельзя вести оборону так, как мы это воспринимали раньше: занять высоту, на ней сидеть, наблюдать за противником и его обстреливать. В современных условиях высота — это всегда ярко видимый ориентир для артиллерии, который при современных средствах разведки, навигации и привязки даёт возможность методично уничтожать позиции на вершине.

Бои на Саур-Могиле показали, что «просто оборона» высоты при наличии у противника современных средств поражения — это бесполезная трата времени и сил.

Господствующие высоты лучше обойти, окружить, поставить на них наблюдателей, а оборону организовать там, где это целесообразно. Что и делал противник в конце июля, когда систематическим огнём выдавливал наши подразделения из приграничных районов, чтобы обеспечить себе беспрепятственный заход сил и средств на участке от Должанского до Успеновки.

По опыту Саур-Могилы стало ясно, что в отношении господствующих высот нужна совершенно другая тактика. Так же, как ЛАП, они должны обороняться не с вершины, а по периметру, и чем дальше, тем лучше.

На вершине достаточно иметь несколько постов наблюдателей, которые были бы хорошо «зарыты», постоянно меняли места расположения и вели разведку. Чтобы не допустить ведения по ним прицельного огня, тем более наступательных или штурмовых действий, оборонительные позиции должны были быть вынесены достаточно далеко вперёд. Хотя бы на 3–4 км, чтобы лишить противника возможности ведения прицельного огня из миномётов , а также артиллерией прямой наводкой.

У нас, к сожалению, этого не было. Эти ошибки повторялись и во время боёв за Дебальцево, когда пытались закрепиться на определённых высотах...

Другое дело, когда высота заранее превращена в укрепрайон. Увязана в рельеф местности, связана с объектами промышленности, транспортной инфраструктурой, гидрографией и оборудована в инженерном отношении. Но по вполне понятным причинам таких укрепрайонов у нас не было.

Однако в тактическом, кратковременном плане высоты, конечно же, играли роль. В условиях Донбасса не только и не столько холмы, а скорее объекты промышленности. Шахты, терриконы, высокие здания, вышки — это всё высоты. Естественно, во время выполнения боевых задач они брались под контроль, потому что давали возможность доминировать над противником и вести по нему огонь на определённый период.

Сбитый Boeing, оперативные последствия катастрофы  

В одной из предыдущих бесед мы задавались вопросом, насколько была реальной угроза сухопутного вторжения в тот период (именно 17–18 июля). Склоняюсь к мысли, что была. И, скорее всего, ключевым моментом этого замысла должно было послужить уничтожение самолёта. Только другого…

(По одной из версий, озвученных в СМИ, целью для российского расчёта был не малайзийский, а российский чартерный борт, летевший в то же время из Москвы в Ларнаку над территорией Украины. — А.С.)

Падение российского самолёта в зоне боевых действий, гибель огромного количества граждан России дало бы Кремлю отличный повод для открытой агрессии: «Укропы сбили наш самолёт, погибли люди, отомстим!».

Сценарий известный. Именно теракты и спровоцированные обстрелы послужили поводом для начала широкомасштабной войны в Чечне, вторжения в Грузию...

То, что в Кремле испытали шок, было хорошо видно. Помните совещание их Совбеза в тот день, когда Путин с абсолютно потерянным лицом встаёт и говорит: «Сбили самолёт, почтим минутой молчания». Они не ожидали такого поворота событий, были растеряны, а потому вторжение не началось...

(Подробнее об обстоятельствах самой катастрофы рассказано в книге Сержа Марко «Хроника гибридной войны».)

Что касается боевых действий и работы штаба АТО в эти дни. Когда мы получили информацию о сбитом Boeing, было очень много запросов по линии ГШ, МО, МИД — не наша ли ракета? Но мы были уверены на 100%, что это не так.

Ближайшие наши «Буки» дислоцировались в районе Димитрова, Краматорска и Славянска. Оттуда расстояние до места катастрофы не менее 150 км, то есть о нашем участии в этих событиях не может быть и речи.

Тем более, что у нас был документальный учёт боевого численного состава, который уточнялся ежедневно. Мы могли абсолютно объективно отчитаться, кто и где находился в тот момент.

После того, как начал разворачиваться международный скандал, включились правозащитные дипломатические механизмы. Нам была поставлена задача обеспечить безопасность, чтобы следственные группы и представители ОБСЕ могли там работать.

Это привело к тому, что мы каждый день рано утром стали из Генштаба получать директивы, в которых указывалось, что любые наши действия, связанные с ведением огня, перемещением войск и, вообще, любой активностью в радиусе сначала 10 км, потом 20 км от места падения самолёта (в районе села Грабовое на север от Тореза), категорически запрещены.

(Следует уточнить, что Виктор Муженко, хотя и был к тому времени назначен на пост начальника Генерального штаба, фактически продолжал исполнять обязанности руководителя АТО, находясь в зоне боевых действий. В Киеве его функции выполнял первый заместитель генерал-полковник Воробьёв, через которого «сверху» транслировали подобные распоряжения. — А.С.)

Но что это за территория? Если от точки падения провести на карте окружность, получим круг, который на западе захватывает окраины Дебальцево, на севере — Зорянск, а на юге — Петровское, Шахтёрск и Снежное. А в тот момент, как говорилось ранее, после того, как мы взяли под контроль Дебальцево и нарастили там группировку, там происходило очень много передвижений наших войск.

Расширялась зона плацдарма, выдвигались тактические группы. Но как только начиналось движение, мы сразу же получали сообщения от МИД, МО, ГШ: «Почему движутся войска? Стоять! Не стрелять! Не двигаться, ничего не делать!..».

Ситуация была если не патовая, то абсурдная.

Вот ещё один интересный момент. По «рекомендации сверху» приехали три представителя ОБСЕ, которые практически не скрывали свою лояльность к Российской Федерации. Они начали интересоваться, что мы делаем, как «обеспечиваем безопасность». Стали задавать вопросы: расскажи им, покажи, куда мы собираемся дальше двигаться… Я спрашиваю: «Какое вы вообще к этому имеете отношение? Это касается безопасности самолётов?». Однако как только мы свои действия в районе Шахтёрска и Снежного прекратили, на следующий день они уехали.

Время шло, запрет продолжал действовать. Директивы шли каждый день: «Не стрелять, не стрелять, не стрелять...». Но как «не стрелять», когда звонит Содоль, звонит Мойсюк: «Поддержите огнём!», — докладывают об обстрелах другие подразделения сектора «С»?!

Сепаратистам были «по барабану» все запреты, они вели огонь, как хотели, в том числе и артиллерией. Естественно, нам приходилось отвечать. Когда звонят по одному телефону: «По нам стреляют, нужен огонь!», — а по второму: «Прекратить огонь, это чревато на международном уровне!», — какое мне или Муженко (в зависимости от того, кто находился на месте) принимать решение? Естественно, принимаем решение о поддержке огнём, даже понимая, какие это может повлечь последствия...

Были даже случаи, когда мы разговаривали на высоких тонах с определёнными военно-политическими руководителями из МО. «Что вы себе позволяете?! Как это можно?! Вы что, не понимаете?! Обо всех ваших действиях докладывается в МИД, ООН, ОБСЕ!» Я поясняю: тут угроза жизни людей. Они могут погибнуть, потому что не получили своевременную огневую поддержку, что их не прикрыли, не дали возможности выйти из-под огня, поставив огневые «коридоры»...

Меня поражало то, что у ряда высокопоставленных лиц не было не то что адекватного, но вообще никакого представления о боевых действиях. С некоторыми вообще приходилось разговаривать матом, потому что создавалось такое впечатление, что они лунатики...

Говорю: «Вы тут звоните, требуете прекратить огонь, а по второму телефону, красному: "Поддержите нас огнём!". Естественно, поддержу, кто бы мне что не запрещал!».

Вспоминается случай, когда звонят из Киева по несколько раз в сутки и просят-требуют дать им информацию о месте пребывания наших войск в определённое время. Им объясняешь, что этого делать нельзя, что они ещё в движении, не вышли на указанные рубежи, находятся в режиме радиомолчания, что их положение может измениться в течение часа, а в ответ слышишь фразу типа: «Вы не представляете, как с нас здесь жёстко спрашивают за справку, поэтому дайте хоть что-нибудь!». От таких переговоров становилось не по себе...

(Таким образом, ситуация со сбитым Boeing, с одной стороны, в очередной раз сорвала агрессивные планы Кремля и, возможно, предотвратила полномасштабное вторжение. Но с другой — поведение наших «политиков», их проявления «меншовартості» при выдвижении требований о прекращении огня в разгар боевых действий, «чтобы, не дай бог, в ООН ничего не сказали», привели к тому, что и вторая попытка взять под контроль границу не увенчалась успехом. — А.С.)