Что происходит в Станице Луганской после отвода войск

Специальный корреспондент Радио НВ Ирина Лопатина отправилась в прифронтовой поселок, чтобы узнать мнения и надежды местной власти и жителей о ситуации.

Часть I. «Луганчане как к нам ходили, так и ходят»

М не кажется, появилась хрупкая надежда на начало завершения горячей фазы войны", — именно так президент Украины Владимир Зеленский оценил факт разведения войск и вооружения у линии разграничения в Станице Луганской в конце июня этого года. Это решение не было неожиданным, еще в сентябре 2016-го участники Трехсторонней контактной группы в Минске договорились о разведении сторон на трех участках, а именно — в Станице Луганской и Золотом на Луганщине, а также в Петровском Донецкой области. Впрочем, для начала нужно было соблюсти несколько условий, среди которых и отсутствие каких-либо обстрелов в течение семи дней.

Однако, если на участке разведения наблюдатели Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ зафиксируют нарушения режима тишины продолжительностью более двух часов, то силы и вооружения могут вернуться обратно на свои позиции. В 2016-м разведение состоялось на двух участках, но не в Станице Луганской. В частности, тогда в поселке провели несколько акций протеста и автопробег против соответствующих действий.

— Тогда были бои, практически каждый день они обстреливали нас, — вспоминает участница тех митингов, жительница Станицы Луганской Галина Барбашова. — Поэтому тогда мы были против, потому что тогда на нашу территорию могли войти российские агенты и убивать и военных, и нас. Мы тогда это точно знали, потому что они были очень озлобленны. На нас злились и «наши» сепаратисты — жители, которые поддержали«русский мир», — и могли бы даже помогать той стороне.

Поэтому три года назад разведения сил так и не произошло. Дискуссии о том, что необходимо соблюдать предварительные договоренности, возобновились в июне этого года. Акцент сделали на том, что это также позволит отремонтировать мост через реку Северский Донец. Сооружение разрушили в 2015-м. 26 июня, несмотря на возмущение в социальных сетях, а также отсутствие тишины в течение необходимых семи дней, украинские военные под наблюдением ОБСЕ отошли почти на один километр назад. По свидетельству наблюдателей ОБСЕ, отвели свои силы и технику и боевики.

Поезд«Киев-Лисичанск» опоздал на три часа из-за поломки локомотива, следовавшего перед ним. Немало пассажиров нервничали, ведь дорога из соседнего Рубежного, где их ждала маршрутка до Станицы Луганской, занимает примерно такое же количество времени. К тому же необходимо проехать пять-шесть блокпостов, на подъезде к которым обязательно необходимо предъявить паспорт и порой отвечать на вопрос о том, куда ты едешь и где фактически проживаешь. В маршрутке до Станицы Луганской в основном ехали жители оккупированного Луганска, которым необходимо было успеть до закрытия в 20.00 единого контрольного пункта въезда и выезда на Луганщине.

КПВВ "Станица Луганская" / Фото: Станично-Луганська районна державна адміністрація via Facebook

Однако даже если бы мы опоздали, проблемы с поиском места для ночевки в маленькой Станице Луганской нет. Местные живут за счет того, что сдают в аренду свои кровати и самостоятельно занимаются поиском клиентов, готовых заплатить от ста до трехсот гривен за ночь. Однако картина и звуки, которыми встречал поселок, отвлекла многих от размышлений о том, успеют ли они перейти КПВВ или нет.

Центр поселка был затянут дымом, из-за которого слезились глаза. В некоторых дворах виднелось пламя, и отовсюду раздавались резкие звуки, похожие на набат. Когда маршрутка остановилась у КПВВ, луганчане поторопились к переходу. Через несколько минут наконец выяснилось, почему весь поселок поставлен с ног на голову — Станица Луганская переживала нашествие саранчи. Рои насекомых, от которых почти почернело все небо, кружили в центре поселка. Чтобы они не уничтожили урожай, жители отпугивали саранчу от своих огородов дымом и резкими звуками, громко стуча металлическими банками.

Именно саранча, а не досрочные парламентские выборы и война, была главной темой на прошлой неделе для Станицы. Жители даже просили обязательно написать о нашествии, предостерегая, что насекомые могут преодолевать сотни километров, поэтому даже Киев может пострадать. Также были интересные версии, откуда прилетела эта саранча: например, продавец в магазине заявила, что это«американцы проводят эксперимент над Станицей»; другие указывали в сторону России и шутили, что, мол, если она не может забросать поселок бомбами, то пытается это сделать с помощью саранчи. Но все оказалось гораздо проще.

За пять лет войны рыбхоз вблизи Станицы полностью пришел в упадок — оттуда боевики, когда еще поселок был под их контролем, вырезали трубы, а местные водоемы превратились в болота, в которых и размножилась саранча. Из-за невозможности обработать места обитания насекомых ядом, местные власти решили отпугивать их сиренами, поэтому со временем звон от банок должны были заменить звуками спецсигналов.

В целом к резким звукам жители в течение продолжающейся войны уже привыкли. Поселок является пригородом Луганска, до которого всего 11 километров. До начала боевых действий на Донбассе в Станице было зарегистрировано около 15 тысяч жителей, однако фактически проживало гораздо больше — луганчане часто работали в городе, а ночевали в поселке. После начала войны на Донбассе в течение нескольких месяцев Станица была под контролем боевиков. Украинские войска выбили их оттуда в конце августа 2014-го. Однако после этого еще многие месяцы после освобождения Станицу постоянно обстреливали, а около полгода там вообще не было света.

Борьба с саранчой / Фото: Станично-Луганська районна державна адміністрація via Facebook

— В пиковые значения в 15-м году, когда у нас здесь просто жесть была, оставалось тысяч пять [жителей], не более, — рассказывает председатель Станично-Луганской райгосадминистрации Юрий Золкин. — Улицы вообще были пустынны. Но потом народ начал потихоньку возвращаться. Но в основном вернулись те, кто постарше. Те, кто помоложе и более активны, нужны везде. Многие из тех, кто вернулся, не смог себя найти. В Станице сейчас проживает не более 10 тысяч человек. Даже по центру можно определить — в выходные он полностью вымирает. Сейчас тут в будни будет«муравейник», все бурлит: Ощадбанк, пенсионеры, переселенцы(это в основном луганчане приходят). А на выходных людей в центре практически нет; идешь так вблизи домов — и редко-редко кто тут живет.

Золкин говорит, что, несмотря на различные вопросы жизнеобеспечения района, о войне не удается забыть ни на минуту. Ведь местность, которую сейчас контролируют боевики, можно увидеть прямо из окна его рабочего кабинета администрации. Из-за массированных обстрелов территория в поселке и вокруг него скрывает в себе опасность в виде неразорвавшихся снарядов. Например, из-за нашествия саранчи пришлось обследовать дамбы на территории рыбхоза — и там случайно обнаружили две гранаты Ф-1. Напоминают о войне и поврежденные снарядами и пулями дома и квартиры, с выбитыми стеклами или дырками в крыше.

— В Станице каждый второй дом или каждая вторая квартира повреждена, — сетует Золкин.

В целом же по району задокументированы 3,5 тыс. случаев повреждения или полного разрушения жилья из-за обстрелов. Большая часть — в Станице Луганской. Однако эта цифра не окончательная — без владельцев квартир или его жителей невозможно составить акт повреждений, поэтому примерно еще полторы тысячи домов и квартир не обследовали. В основном ремонтировать или даже восстанавливать жилье«с нуля» жителям Станицы помогали международные гуманитарные организации. Только в начале этого июля Кабинет министров принял постановление о компенсации за потерянное жилье для жителей Донбасса. Максимальная сумма, на которую могут рассчитывать люди, — 300 тыс. грн. Однако для внедрения программы необходимо разработать еще ряд нормативных документов.

Юрий Золкин успокаивает и говорит, что разведение войск нельзя воспринимать как-то, что Станицу Луганскую бросили на произвол. Украинские военные отошли на другие позиции, однако в жизни поселка глобально ничего не изменилось. Только небольшая часть Станицы(а именно две улицы — Ломоносова и Лебединского) попали в так называемую«серую зону» — то есть оказались между позициями украинских военных и боевиков.

 — У меня действительно была обеспокоенность, каким образом, каким способом и средствами наши военные будут обеспечивать безопасность простых людей, — говорит Золкин. — Военные наши заверили, что они задействовали весь комплекс технических мер, для того чтобы обеспечить безопасность людей. В первую очередь речь идет о том, чтобы сделать невозможным проникновение на нашу территорию диверсионно-разведывательных групп противника. Это главное. Другой вопрос — вот говорят, что военных отвели там на 300, там на 400 метров. Чтобы вы понимали, вся Станица Луганская — так же, как и Валуйский совет, как и добрый десяток других населенных пунктов района — находится в зоне поражения той же ствольной артиллерии. То есть от того, что военных отвели где-то на 300−400 метров, вопрос безопасности кардинально не решился. Потому что в любой момент, если, не дай Бог, случится обострение, та же ствольная артиллерия может прилететь в любой населенный пункт на территории района, и это мы хорошо помним.

Еще до войны то, что Станично-Луганский район граничил с Россией, воспринималось как преимущество. Однако уже после ее начала это, наоборот, стало большим недостатком — по словам Золкина, один из первых обстрелов поселка тяжелой артиллерией был именно с территории России. Поэтому он уверен, что уход украинских войск на несколько сотен метров вглубь не решает вопрос безопасности.

— Единственное, что меня беспокоит(и не только меня) — каким образом наш противник выполняет те договоренности, которые были достигнуты. Наши военные отошли на новые позиции, они взяли с собой вооружение, а каким образом противоположная сторона выполняет эти договоренности — мне неизвестно. Контролером здесь выступает ОБСЕ — мы с вами прекрасно понимаем, что к этой организации, к сожалению, слишком много было вопросов на протяжении этой войны, и простые люди помнят, что ОБСЕ — это та организация, которая сбегает первой, если начинается обстрел. На сегодняшний день четко видно, что вооруженные люди присутствуют на противоположной стороне от той разрушенной части моста, которую сегодня еще контролируют боевики и наемники. Они до сих пор не готовы приступить к демонтажу того оборонного сооружения, которое они построили. Мы же от них так и не добились [ответа], когда они начнут этот процесс. Беспокойство есть, но все в Станице Луганской надеются, что это шаг, который в целом неоднозначно был воспринят украинским обществом, может быть, приведет к какому-то процессу, с которого начнет приходить мир на нашу украинскую землю. Хотя боевикам и Путину веры нет, конечно, никакой.

Пока точно неизвестно, отвели ли боевики все свои силы. Как отметил заместитель министра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Георгий Тука, незаконные вооруженные формирования отказались допускать на свои позиции представителей ОБСЕ. Поэтому мониторинговая миссия, которая должна контролировать процесс разведения сил, не может подтвердить факт, что боевики отошли.

С началом отвода вооружений в Станицу Луганскую прибывал президент Владимир Зеленский с главой Евросовета Дональдом Туском / Фото: Ukrainian Presidential Press Service / Handout via REUTERS

Тука напомнил, что во время последней встречи Трехсторонней контактной группы в Минске на прошлой неделе стороны договорились, что в ближайшее время состоится одновременный синхронный демонтаж опорных пунктов по обе стороны Северского Донца. Он должен начаться снесением сооружения боевиков на мосту. Тука рассказывает:

— Следует отметить, что украинская сторона, следуя всем пунктам, достигнутым в процессе разведения вооруженных формирований, демонтировала блокпосты, как это было определено в двусторонних договоренностях. Несмотря на это, противоположная сторона еще не демонтировала те защитные сооружения, которые были построены за эти годы. Дело в том, что, в отличие от украинской стороны, террористы строили эти достаточно мощные укрепления способом, называемым«литье бетона». Его демонтировать, просто подъехав и убрав краном, невозможно. Поэтому уже первое нарушение состоит в том, что противоположная сторона не придерживается, по меньшей мере, сроков демонтажа.

Жители Станицы Луганской пока также не почувствовали особых изменений в жизни после разведения сил в их поселке:

— Сейчас все нормально, ничего плохого не происходит — луганчане как к нам ходили, так и ходят. Мы к ним относимся нормально, пока они сами иногда не нарываются, но мы отстаиваем свои позиции — например, идем и говорим, что нам без очереди надо пройти. Ну, в общем, все сжились с этой ситуацией, — говорит жительница Станицы Галина Барбашова. — И то, что наши ушли [из поселка], особо не повлияло — здесь очень много полиции, КПВВ на месте, военные тоже периодически появляются, так что сейчас мы чувствуем себя в безопасности. Если только не начнется массовая война, то мы в безопасности, честно говоря.

Однако информационная война в Станице Луганской продолжается по полной: например, в центре поселка можно услышать только радиостанции из оккупированных территорий или российские. На волнах из неподконтрольных украинскому правительству городов Луганщины можно прослушать нескольких минут сообщение с пошаговой инструкцией, как получить паспорт Российской Федерации. Получение российских документов для украинцев из оккупированной части Луганской и Донецкой областей упростили в середине апреля.

В то же время эта информация, к сожалению, может«пригодиться» и другим жителям этого региона — на прошлой неделе президент России Владимир Путин упростил процедуру получения российского гражданства для всех жителей Луганщины и Донетчины. В российских СМИ фигурировала цифра в 10 тысяч российских паспортов, которые по состоянию на середину июля уже получили люди из оккупированной части Донбасса. Заместитель председателя МинВОТ Георгий Тука комментирует:

— Могу утверждать, что и непосредственно российская сторона, и оккупационные администрации«Территории 1» и «Территории 2» получили нагоняй за низкие темпы паспортизации. Даже Пасечник [Леонид Пасечник — предводитель террористов так называемой«ЛНР», — Ред.] собирал у себя совещание по этому поводу, и были очень недовольны темпами. Вместе с тем на этом совещании было отмечено, что паспортизацию должны пройти действующие участники незаконных вооруженных формирований, во вторую очередь — представители оккупационных местных администраций и напоследок — гражданское население. Есть большая разница между количеством поданных документов и выданных паспортов. Однако информация о наличии выданных паспортов у меня отсутствует.

Часть II. «Тяжелее стало… А так вроде бы ничего»

-Э то ваш? — спрашиваю у пограничника, указывая на черно-белого кота, блуждающего от одного павильона к другому под дождем на контрольном пункте пропуска«Станица Луганская».

— Нет, это местный. Но он постоянно здесь кормится и дальше никуда не ходит, — отвечает начальник отдела организации повседневной деятельности Лисичанского пограничного отряда Игорь Шевчук, намекая на приверженность животного к украинским военным.

— То есть это наш украинский кот? — иронизирую в ответ.

— Ну да, — смеется Игорь. — Хотя по окраске он нейтральный.

КПВВ«Станица Луганская» — единственный пункт пропуска в Луганской области. Украинская сторона несколько раз пыталась открыть такой пункт в Золотом, однако боевики постоянно выступают против этого. Поэтому единственный путь из оккупированной части Луганской области проходит именно через КПВВ у Станицы Луганской. Те, кто доходит до окошек для проверки документов, могут увидеть большой баннер на заборе«Вас приветствует свободная Украина». Кстати, этот переход пеший, — чтобы попасть на подконтрольную правительству территорию области, нужно перейти через аварийный мост. Если человек на машине, то ему придется добираться либо через Донецкую область, или вообще через Россию.

Именно мост стал темой для дискуссий во время разведения сил под Станицей Луганской. Напомню, что его взорвали еще в 2015 году. Международный комитет Красного креста разработал проект моста по параметрам, предоставленным представителями так называемой«ЛНР». Его также предоставили на согласование украинской стороне, но она его не поддержала. Организация была готова разработать другой проект, по украинским требованиям к конструкции, если эти параметры будут приемлемы для боевиков. Однако оккупанты не согласились.

Контролируемый террористами "ЛНР" мост / Фото: Сергей Нуженко / Радио Свобода (RFE/RL)

Краеугольным камнем преткновения в переговорах сторон стала ширина моста. Боевики настаивали, что сооружение должно быть на 40 сантиметров шире, чем предлагал Киев. Кстати, ранее в Международном комитете Красного креста заявляли, что готовы полностью профинансировать такое строительство. Уже во время последнего саммита Украина-ЕС в начале июля президент Владимир Зеленский заявил, что Украина готова возобновить разрушенный мост в Станице Луганской в течение месяца. Он даже пообещал, что за неделю украинская сторона начнет самостоятельно строить переправу, если боевики не демонтируют свои укрепления.

Кстати, боевики меняли свое отношение к вопросу восстановления моста. Как только согласовали разведение сил в Станице Луганской, руководство боевиков утверждало, что это наконец позволит восстановить мост и облегчить передвижение для людей. Но только они услышали о планах Киева на самостоятельное восстановление сооружения, то главарь террористов так называемой«ЛНР» Леонид Пасечник заявил, что такие действия они будут трактовать как акт агрессии и срыв договоренностей. Однако пока никаких работ через неделю после громких заявлений Владимира Зеленского в Станице Луганской я не увидела.

— В любом случае украинская сторона готова к восстановлению моста, готова проводить работы, но для этого необходимо провести первое техническое обследование той части моста, которая разрушена, — заявил председатель Станично-Луганской райгосадминистрации Юрий Золкин. — Там наверняка необходимо будет проводить какой-то демонтаж оставшихся конструкций. Для этого физически нужно иметь доступ к мосту. Если на сегодняшний день мост фактически контролируется боевиками, которые не разбирают там свое сооружение, находящееся на краю моста, то украинская сторона не может даже проводить обследования.

Уже 24 июля боевики показали свою«готовность» к ремонту моста — в тот день прибыли специалисты для оценки ситуации, после чего должна начаться разработка проекта строительства переправы. Однако как только проектанты спустились к провалу, их предупредили, что это будет воспринято как акт агрессии. Боевик на противоположной стороне запретил проектантам продвигаться дальше.

Для людей, постоянно преодолевающих по лестниц разрушенный мост, вопрос его восстановления также весьма актуальный.

— Скажите по секрету, когда мост будут делать? — спрашивает бывший шахтер, пенсионер из оккупированного Краснодона Валерий, который пришел в Станицу Луганскую за украинской пенсией.

План отвода вооружений вблизи Станицы Луганской / Фото: Надя Литвинова / Радио Свобода (RFE/RL)

— Мы сами не знаем и приехали разузнать. А вам что говорят?

— У нас в Краснодоне по сарафанному радио говорят, что в августе, — таинственно, по-заговорщически говорит мужчина.

Пока что, уже третий год подряд, продолжаются переговоры, каким именно должен быть мост, поэтому готового проекта по строительству нет, говорит заместитель министра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Георгий Тука. Пока же только принято решение о начале работ над проектной документацией по возведению моста в Станице Луганской. Главное требование к этому сооружению — гарантировать безопасность как для гражданского населения поселка, так и присутствующим там военным. Поэтому необходимо консультироваться с Генеральным штабом Вооруженных Сил Украины, чтобы учесть все предостережения со стороны военных, уверен Тука:

— От того, какого именно размера будет мост, зависит и то, какая техника может передвигаться по этому мосту. Наши военные очень обеспокоены, чтобы по этой переправе враг не смог передислоцировать, в случае обнаружения такой активности, боевую технику.

Пока политики и военные решают, каким будет мост и когда начнут его строить, жизнь Станицы Луганской вращается вокруг КПВВ. Именно этот переход является центром активности в поселке. Здесь много такси, маршруток, которые развозят в разные населенные пункты Луганщины. Люди предлагают арендовать у них комнаты и кровати для ночлега. Сам пункт пропуска способствовал появлению различных работников на нем: если человек немощный и у него нет сил идти пешком почти километр между позициями боевиков и украинских пограничников, то он может воспользоваться услугами«тачечников» — людей, которые перевозят кого-либо на коляске.

За свои услуги они просят от ста пятидесяти до трехсот гривен в одну сторону. Под дождем, уже обратно, на оккупированную территорию Алчевска, проходил мужчина с престарелой матерью. Лидия Ивановна, которой почти 80 лет, не может пройти километровое расстояние пешком, поэтому ее сыну пришлось заплатить тачечнику 150 гривен, чтобы он довез ее от разрушенного моста, контролируемого боевиками, до крытого павильона с украинской стороны.

— Из Алчевска мы в четыре утра выехали, и к шести утра мы были на КПП. Пока все процедуры прошли, то только к восьми были на территории Украины, — говорит он.

Многие пересекающие КПВВ - люди преклонного возраста / Фото: Сергей Нуженко / Радио Свобода (RFE/RL)

В такое путешествие мужчина с матерью отправляется раз в два месяца, чтобы«отметиться» и в дальнейшем получать украинскую пенсию. Сам же мужчина продолжает работать, как и до войны, на металлургическом комбинате в Алчевске:

— Есть работа — было бы желание. Люди живут и работают, где-то, может, и тяжелее стало, ну, а кто-то даже выиграл в этой ситуации: новые магазины, у кого-то появились новые машины, по-всякому — кто-то лучше стал жить, кто-то хуже. А работа есть.

На вопрос о своей жизни в оккупированном Алчевске Лидия Ивановна смущается:

— Не знаю даже, что сказать…

— Мама, говори правду — тяжелее стало.

— Тяжелее стало. Ждем, чтобы мир наступил, чтобы мы не страдали, и дети наши, внуки. А так вроде бы ничего.

Однако на обратном пути они уже не пользовались услугами тачечников — с начала прошлой недели Луганская областная администрация пустила автобус для инвалидов и пенсионеров, который бесплатно провозит их 800 метров до моста. На середине пути пестреют флаги на точке, где еще до разведения сил был блокпост украинских военных под названием«Гном». Один из военных рассказывает:

— Еще 385 метров, и там уже начинались позиции боевиков. Они говорят, что уже отошли, но на самом деле они там днем дежурят в гражданском или цепляют на себя жилетки, типа«наглядова місія» их незаконная. А на самом деле они даже сюда приходили — приходили до пункта Красного креста под видом тачечников, делают фотографии и быстренько убегают обратно.

Боевики не делают селфи на фоне павильонов, где в очереди стоят люди, которые хотят попасть в Станицу Луганскую — они фотографируют новые позиции украинских военных, которые приблизились к КПВВ после разведения сил в конце июня. Пропускная способность КПВВ Станица Луганская должна быть до полутора тысяч человек — сейчас же ежедневно на вход и на выход пропускают от 10 до 14 000 человек. На выходных меньше поток, а с понедельника по пятницу довольно напряженный график работы, ведь 60−70% посетителей КПВВ пенсионного возраста, которые приходят в рабочее время оформить все необходимые документы, в том числе и для получения социальных выплат.

— КПВВ состоит из двух направлений: направление«вход» и направление«выход». У модуля часового шлагбаума им выписывают контрольный талончик, для того чтобы проверить, прошли ли они фискальные службы и паспортный контроль. Фискалы им ставят синюю отметку о том, что проверили их вещи и среди них нет ничего запретного. А здесь проводится паспортный контроль и учет лиц, пересекающих линию разграничения, — указывал пограничник Игорь Шевчук на одно из 40 окошек, работающих на КПВВ.

Летом КПВВ работает с шести утра до двадцати часов вечера. За полчаса до закрытия пропускать людей прекращают, потому что им еще нужно дойти до КПП на той стороне Северского Донца, которую контролируют боевики. Иногда они даже провоцируют создание очередей.

— Они могут вообще держать [людей], а потом полторы тысячи«бум» — и эта вся толпа бежит. Периодически такое происходит, но людей в серой зоне не оставляем.

В конце крытого павильона за работой журналистов и людьми, толпившимся у входа и выхода из КПВВ, наблюдали два человека. Они представились Сергеем и Виталием и были очень похожи на так называемых тачечникив, но в этом не признались. Дело в том, что кроме перевозки слабых пенсионеров и людей с инвалидностью до КПВВ, тачечники могут зарабатывать и на доставке различных товаров на оккупированную территорию для перепродажи.

По действующим правилам ежедневно один человек может перевозить с собой товаров общим весом до 75 килограммов на сумму до 10 тыс. грн. Поэтому предприниматели нанимают людей, чтобы перевезти как можно больше товара. Однако в последнее время такую ​​возможность им практически перекрыли, сетует Виталий:

— Раз в час тележка если выходит, то вообще хорошо. Почему — даже не знаю.

По словам Сергея, после этих изменений немало тачечников вообще бросили эту подработку и пошли устраиваться на другие работы, или вообще уехали:

Фото: Сергей Нуженко / Радио Свобода (RFE/RL)

— Очень много людей осталось без работы, и где им работать — непонятно. Ведь работа непыльная — оттуда неси и туда неси, там отдавай. Работа несложная. А сейчас сталкиваешься с такой проблемой, что работы больше нет людям. Сейчас пустили автобус, а тут люди также этим зарабатывают. Да, для людей это благо, и они будут бесплатно ездить, это отличная тенденция. Но многие останутся без работы.

О работе КПВВ и истории, свидетелями которых они были, мужчины делятся охотнее, чем информацией о своем бизнесе. Например, они рассказывают, что раньше здесь много людей в жару теряли сознание. Очереди также были длинными — сейчас люди проходят быстрее. Не раз мужчины видели и смерти на этом переходе, в основном погибали мужчины пожилого возраста.

— Был случай: бежал мужчина от «Князя Игоря» [высота, которую контролируют боевики, — ред.], из Луганска. Он добежал и умер прямо возле навеса — видать, с непривычки, дал нагрузку большую.

— А бывает, когда и на «нуле» — тогда они не могут разобраться, кто будет забирать, и он лежит там целый день, а они тут решают, ходят туда-сюда, и никому это не надо.

— Это зимой было.

— Да, зимой лежал тут один целый день, и никто из них не идет — ни те ни другие не могут решить между собой, кому его забирать.

72-летний пенсионер из Луганска Виктор также подтверждает, что иногда на КПВВ собираются большие очереди. Причем он называет блокпосты боевиков на той стороне«российской границей». Мужчина на подконтрольную правительству территорию Луганщины приходит только за украинской пенсией, родных здесь у него нет. Факт того, что он получает пенсию и от так называемой«власти ЛНР», мужчина не скрывает. А что касается пожеланий, он постоянно талдычит только о мире:

 — Мира хотят, мира, чтобы мы уже помирились. Я не очень-то хочу в Россию идти. Во-первых, мне и в Украине неплохо было. Пенсия у меня неплохая. Например, там мне добавили к пенсии 320 рублей. Тут я получаю 4400 [гривен], а там 4750 [рублей] — так тут я в 2,5 раза [приблизительный обменный курс рубля к гривне, — Ред.] поменяю, а без этой пенсии я пропал бы. И многие так.

Допуск на подконтрольную Украине территорию Луганщины ожидала и жительница Станицы Луганской Ирина — она возвращалась от родных из Луганска. На вопрос, в какой стране хотели бы жить ее родные из оккупированного города — в Украине или России, — она четко не ответила:

— Я не могу сказать, затрудняюсь. Нам абы мир был, абы мир был… А это уже нас не интересует.

Часть III. «Будет все хорошо, девочки, надо ж крепиться»

-Н а самом деле никакой серой зоны на территории поселка нет. Никаким образом эта зона не отмечена, не ограждена никакими лентами или заборами. То есть люди живут нормально, и никаких проблем у них именно на этом участке местности нет, — председатель Станично-Луганской райгосадминистрации Юрий Золкин говорил это о двух улицах — Ломоносова и Лебединскую, — оказавшихся между позициями боевиков и украинских военных после разведения сил в конце июня.

В этой небольшой части поселка прописаны почти 100 человек, однако живет здесь меньше. Улицы расположены вплотную к железнодорожному полотну. На самом деле, когда попадаешь в «серую зону», этого вообще не ощущаешь. Например, у этих двух улиц свободно, без каких-либо препятствий, проезжают машины.

В углу этих улиц только стоит почти полностью разрушенное бывшее помещение милиции. Выбитые стекла, поврежденные снарядами обгоревшие стены, крыша и перекрытый колючей проволокой вход в здание свидетельствуют об ожесточенных боях на этом участке еще несколько лет назад. Именно здесь находился пост боевиков, которых пришлось выбивать оттуда украинским военным при освобождении Станицы Луганской.

Фото: Станично-Луганська районна державна адміністрація via Facebook

Однако в середине дня во вторник на этих безлюдных улицах невозможно никого встретить. Из окна машины только видно совсем пустые дома. Впрочем, посреди крайней улицы — Ломоносова — слышен лай собак, а там и старая машина на узкой дороге, стало быть, здесь кто-то все же живет. Татьяна, женщина пенсионного возраста, как раз провожала своих детей, ее навещали. В доме она живет с матерью:

— Вот мамочка-инвалид лежачая, помощи не оказывают, все сама. Получаю денежки, работаю на КПВВ продавцом — и все, — начала жаловаться Татьяна, когда привела журналистов к себе во двор. — Солдаты начали опять там окапываться, ну мы и разругались. Вот моя зона. Ну, а что я скажу?.. Вот я здесь живу, никого нигде нет, все сажу, тружусь, работаю.

Под лай собак женщина показывала свой двор, а именно поврежденные от обстрелов крышу, стены и окна:

— Была вот такая яма с такой баландой, но уже ее нет — было в 15-м году, — показывала Татьяна на своем огороде, который упирается в железную дорогу. — Вот у соседки прямо там яма. В 14-м прямо туда влетело, и никто не ремонтирует. Это у меня в туалет влетело, вон там заложила, там все в снарядах было, вон били, дерево вон«принимало». В крыше вон сколько дырок еще, то текло… Ну, славно тут, конечно, мне досталось…

Хотя она и ругалась с военными, однако полного отвода украинской армии со Станицы Луганской женщина не хотела:

— Я не хочу, чтобы кто-то уходил, пускай уже там будут, будем уже что-то решать, пусть уже как есть. Ну, если я уже осталась в Украине, то я уже тут должна жить и уже как-то… пусть какая-то стоит охрана, чтобы все было хорошо.

С темы о присутствии военных неподалеку от ее дома она снова съезжает и припоминает собственные переживания во время активных боевых действий в Станице Луганской:

— В погребе — вон там, под землей, — переживала обстрелы, сейчас вам покажу… Ну, а что, девочки, делать? Так получилось… Там еще и сам стеллаж остался, и там мы прятались. Там железная ступенька. Конечно, трудно было. Тут, конечно, стекла повыбивало, но он такой себе сараюжка… Так вот и живем. Ну, а что делать? Я не сильно трусливая, ну, а что я могу сказать… Привыкать разве можно к войне? Надо, чтобы мир был, чтобы тихо было… Вот видите, девочки, вот это все осколочки летели в крышу, все-все в дырочках. Хозчасть не ремонтирую — только жилую, окна поставили.

Фото: Сергей Нуженко / Радио Свобода (RFE/RL)

Несмотря на то что улица на первый взгляд кажется опустевшей, Татьяна уверяет, что из-за войны свои дома на Ломоносова мало кто оставил — даже если кто-то и выезжал, то многие из них вернулось. Женщина уговаривает зайти к ней в дом, чтобы поздороваться с матерью. Во время сильных обстрелов ее вывозили в соседнее село. Татьяна говорит, что старушка боялась, плакала, но сейчас уже все нормально.

— А вот она и бабушка, смотрите какая… 86 лет, — с гордостью Татьяна заводит нас в маленькую комнатушку ее матери.

Однако как только замечает, что старушка начинает плакать, и сама нервничает.

— Так, а ну… — пытается успокоить Татьяна свою мать, но и у нее самой начинает дрожать голос.

Мы спешим выйти из комнаты, чтобы старая женщина успокоилась. Уже у забора Татьяна говорит, что через несколько домов от нее, на передовой, живет многодетная семья.

— Мы ж верим, стараемся, что будет все хорошо. Будет все хорошо, девочки, надо ж крепиться, — говорит Татьяна, но эти слова она словно повторяет не для нас, а для себя. — Куда ж из дому? Ведь где родился, там и пригодился. Я никуда не хочу, у меня работа тут есть.

За несколько десятков метров по соседству с Татьяной живет Светлана с мужем. В семье шестеро детей, но старшая дочь живет уже не с ними. Еще один их сын в этом году поступил в кадетский корпус в Харькове. После уговоров женщина соглашается пообщаться с журналистами. Мое внимание привлекает большой металлический стержень в стене дома, у крыльца, на высоте человеческой головы.

— Это пуля? — переспрашиваю хозяйку Светлану, указывая на сердечник в здании.

— Ну естественно!

Ее муж до войны работал механиком в автомастерской в Луганске. Именно он был кормильцем их большой семьи. Хотя сейчас он и продолжает работать автослесарем в Станице, но в основном семья живет на дотации и гуманитарную помощь. Женщина оттягивает на себе футболку и жалуется, что раньше она покупала секонд-хенд только для работы по дому и в огороде, а сейчас подержанные вещи — их основная одежда. Другого заработка у семьи нет — сдавать кровати для переселенцев на одну ночь она не может из-за того, что в семье много детей.

— Если вдруг они перестанут ходить, то наши пенсионеры, которые на этом живут и зарабатывают, не смогут заплатить за газ, — говорит Светлана. — Перспектива в том, что, с одной стороны, ты понимаешь, что если этот переход закончится, то наша Станица просто накроется, мы просто здесь вымрем. Станица ведь всегда была пригородом Луганска, люди всегда работали в Луганске в основном. Нас даже когда-то хотели присоединить к Луганску, потому что от нас 15−20 минут доехать до центра Луганска на машине.

В начале войны на Донбассе семья оставляла свой дом в Станице. Сначала они в течение месяца были на Азовском море, потом поселились в маленьком селе. Однако там, из-за отсутствия условий и забитости самого села, Светлана с мужем и детьми задержались ненадолго. Впоследствии, после того как у них закончились деньги, они вернулись домой — в Станицу.

— Путешествий мне вот так хватило, — рассказывала Светлана, резко проводя рукой по горлу, показывая, как ей осточертели эти переезды в течение нескольких месяцев летом 2014-го. — На лагерь, на палатки, на какие-то… просто так поехав, выпучив глаза — на это я не была согласна, потому что я пропутешествовала два месяца. У нас тогда ушло две тысячи долларов точно, больше у нас денег не было. Все, что мы откладывали, мы просто потратили. Приехали сюда — света нет, газа нет, телефон тоже не работал на тот момент. Готовили на мангале, но я так была счастлива, что я никому и ничего не должна и наконец-то я дома. В этих всех путешествиях для меня самое тяжелое, — что ты понимаешь, что ты для всех обуза и вообще никому не нужна. С другой стороны, ставя себя на место этих людей, — а если б к тебе взяли и так бы понаехали, и их надо прокормить не три дня, а больше, — то тяжело.

Вариант проживания у родственников они даже не рассматривали:

— Понимаете, у меня семья большая. Когда ты приезжаешь к родственникам даже на три дня, заходишь в их двухкомнатную квартиру с вот такой«шоблой», что происходит с родственниками? Они начинают судорожно думать, где же вам взять подушек и постельного, чтобы хотя бы на ночь положить.

Фото: Сергей Нуженко / Радио Свобода (RFE/RL)

Наш разговор на крыльце подслушивали две дочери-школьницы Светланы. Девочки с интересом слушали, о чем говорят взрослые, когда разговор коснулся и их. Светлана рассказала, что в 14-м году учеба в школе началась в октябре. Но из-за сильных обстрелов дети учились дистанционно, в классе ее дочери было всего несколько учеников. Несмотря на сложности, девочки в учебе не отстали, и одна из них даже стала отличницей, похвасталась Светлана. Сейчас в Станицу вернулась часть ее бывших жителей, и учеников в классах стало больше.

— У нас сейчас в классе 16 человек, хотя в первом классе было семь, — подтверждает слова матери русая пятиклассница.

Светлана все равно переживает, как повлияют на дальнейшую жизнь детей обстрелы, которые они пережили в Станице Луганской.

— В плане психологическом, наверное, есть какой-то испуг. И, наверное, это будет долго«вылазить». Туалет нам взорвали — наши промахнулись, не долетело у них. Они из танка, из Макарова рубили вон ту зеленку, и один снаряд у них просто не долетел и взорвался прямо [во дворе]. Ну, бывает… Хорошо, что тогда в туалете никого не было, потому что тот несчастный туалет разнесло на два огорода. Сарай весь в дырочку…

Однако говорить о войне дети не хотят.

— Им это так все надоело, что когда я лишний раз прошу банки в погреб спустить, они в него так налазились, что в этот погреб никто лазить не хочет. Он просто так надоел… В этом погребе стояла буржуйка, стояли аккумуляторы, лампочки были подключены, потому что света же нет, стояли вот эти вот аккумуляторы автомобильные и на проводочках лампочки подключенные. Постоянно мы матрасы взад-вперед таскали, потому что они в погребе сыреют, их надо проветривать. Ты утром встаешь и начинаешь все эти матрасы просушивать, подушки… Летом-то еще ладно, а зимой хуже…

На крыльце на стол запрыгнул старый, худой и облезлый черно-белый кот.

— Мурчик, старичок наш, — начала ласкательно приговаривать Светлана к животному. — Он в погреб первый бежал — у них же хороший слух, у котов. И смотрю, Мурчик уже пошел в погреб — значит, надо туда же. Он впереди всех — старый и умный.

Светлана заверяет, что после разведения войск в Станице Луганской в ее жизни ничего не изменилось. Лично она уже вообще ничем не занимается, говорит женщина:

 — Меня уже жизнь так потрепала, что чтобы я начала переживать, я не знаю, что должно случиться. Небо должно обрушиться? Я уже столько пережила, что мне по-фи-гу. Лично я ни за что не переживаю. Я могу остаться без света — я выживу, без денег — я выживу. Я в этом уверена на 100%, и в этом я сильнее. А кто там переживает — я не знаю.

Однако чувствуется, что Светлана переживает за отношения между людьми, которые остались по разным сторонам Северского Донца. Она говорит, что некоторое время жила в Луганске, училась и работала. Там, в оккупации, остались ее друзья, кумовья, поэтому они не могут быть для нее чужими.

— Я прекрасно понимаю, что мать, которая получила«похоронку», для нее тут все твари, звери и враги, и это нормальная реакция. Но по факту те люди, которые там остались, они от нас ничем не отличаются, они просто там живут. У них там квартира, у них там могилы их родственников, у них там дети ходят в школу, и им тоже некуда деваться. Они для меня не враги, они точно такие же.