Луганский журналист: «Ситуация устраивает «народных вождей» и по ту сторону забора, и по эту»

Луганский журналист Сергей Сакадынский, побывавший в плену у "ЛНР", пишет на своем сайте о настроениях в Луганске.

Вы знаете что такое темнота? Возможно вы думаете, что знаете. Но на самом деле многие из вас не видели настоящей темноты. Потому что в нормальном мире её не бывает. В мире, где даже ночью, когда луна и звёзды скрываются за облаками, нас преследует мерцание уличных фонарей, отблеск автомобильных фар и этот зловредный красный огонёк на панели телевизора, напоминающий, что мы забыли выдернуть провод из розетки. Даже если вы закроете глаза, сквозь веки всё равно будет проникать свет.

Но только не здесь.

Здесь царит абсолютная темнота. Даже если вы десять раз подряд откроете и закроете глаза, всё равно ничего не изменится. Хотя нет. Через несколько часов… или дней? Время здесь не поддаётся точному учёту… Одним словом, через некоторое время вы начнёте видеть радужные круги, растекающиеся как мазутные пятна на поверхности этого кромешного мрака. Вероятно, таким образом мозг компенсирует недостаток зрительной информации, и эти разноцветные пятна будут преследовать вас неотступно, то исчезая, то появляясь снова.

И если бы не звуки, можно было бы сойти с ума.

Кряхтение. Сопение. Шорох. И снова всё смолкает. Потом снова шорох. Движение, угадываемое в темноте каким-то шестым чувством. Снова шорох. И пламя спички на короткое мгновение разрезает мрак так, что становится больно глазам.

Эта комната… помещение пять на шесть, может меньше. Совершенно пустая. Здесь очень душно, и по стенам, до половины выкрашенным краской, цвет которой распознать невозможно, стекает конденсат. Это помещение — подвал. Дверь плотно закрыта, а вентиляции не было даже в проекте. Вдоль стен на бетонном полу разложены матрасы. А на них люди. Человек двадцать. Раньше в этом помещении хранили учебные пособия. Теперь хранят людей. Живых людей. Пока что живых…

У кого-то из них сломаны рёбра, у кого-то руки, и у всех — синяки на пол тела. Кто-то здесь всего несколько часов, а кто-то несколько дней. А кто-то несколько недель. Но как долго это будет продолжаться не знают ни они, ни охрана за дверью. Потому что здесь нет суда и закона. Здесь всё вершится по воле случая и прихоти хозяев этой импровизированной тюрьмы.

И самое главное. Происходит всё это не где-нибудь в Сомали или ЮАР времён апартеида. Место действия — Луганск. Двадцать первый век. Лето 2014-го года.

Освещения нет, потому что нет электричества. А электричества нет во всём городе. Потому что силовые высоковольтные линии повреждены. Соответственно нет мобильной связи и интернета. И нет воды, потому что насосные станции не работают без электричества. Воду привозят машинами. С раннего утра за ней выстраиваются в очереди по пятьдесят-сто человек. Хватает не всем, поэтому выдают не больше двух баклажек в одни руки. Предприимчивые луганчане приходят не с пятилитровыми, а с шестилитровыми пластиковыми ёмкостями, а то и ухитряются достать десятилитровые.

Жителям частного сектора, у которых есть скважины, повезло больше. Но чтобы качать воду нужно электричество. Поэтому вдвойне повезло тем, у кого кроме скважины есть ещё и генератор. Правда, без бензина его существование лишено всякого смысла, а за бензином нужно ездить в Краснодон или покупать с рук втридорога. Последняя заправка закрылась ещё месяц назад. Или её разбомбили. Что, впрочем, уже не важно.

Воду в подвал тоже привозят. В ограниченном количестве, в пластиковых бутылках. Её хватает только на то, чтобы худо-бедно утолить жажду. О том, чтобы умыться не может быть и речи. Пустые бутылки никто не выбрасывает, потому что достать новые негде, и их используют многократно, до тех пор, пока не придут в полную негодность. Главное в темноте не потерять крышку, потому что бутылка без крышки очень ненадёжное хранилище для воды. А вода здесь в прямом смысле бесценна.

Если с водой вопрос хоть как-то решается, то электричество, к сожалению, в вёдрах не принесёшь. Когда в Луганске погасла последняя лампочка, спрос на батарейки, аккумуляторы и парафиновые свечи вырос в разы. Но в подвале даже свечи — непростительная роскошь. Тлеющий окурок в качестве источника света – уже счастье.

Правда, иногда здесь становится по настоящему светло. Но это мало кого радует. Скорее наоборот. Потому что вместе со светом появляются вооружённые люди в камуфляже. Они приходят днём, ночью, в любое время, светят фонарём в лицо и со зловещей ухмылкой произносят уже знакомую всем фразу:

- Ну что, укроп, сейчас мы будем тебя убивать!

На самом деле здесь нет никаких «укропов». В основном здесь обычные луганчане, в большинстве своём вполне лояльно относящиеся к новой власти и люто ненавидящие так называемую «киевскую хунту». Ненавидящие вполне обоснованно, потому что даже здесь, в подвале отчётливо слышны взрывы. Обстрелы не прекращаются ни днём, ни ночью. Большинство арестантов уже давно могут считаться экспертами в вопросах артиллерийского дела.

- Миномёт, – прислушиваясь, отмечает кто-то.

А другой тут же компетентно уточняет:

- Слабенький. Восьмидесятый… А вот это посерьёзней. Стодвадцатый наверно.

- А это гаубица. Или САУшка… А вот и «Град» отстрелялся…

Несколько раз неподалёку падали мины.

- Если сюда попадёт, нам крышка?

- Да нет, над нами кирпичная девятиэтажка. Выдержит. Даже если из гаубицы… Это если «Точка-У»…

Все замолкают, видимо, представляя, как баллистическая ракета разносит в хлам и девятиэтажку, и наш подвал, и ещё четыре квартала вокруг.

- Да ладно, – кто-то наконец нарушает тишину, – чего там. Пока хохлы сюда доберутся, нас свои завалят.

За что — никто не спрашивает. Как говорится, знали бы за что — давно бы завалили.

Люди здесь разные, но вполне обычные. Кто-то работал на стройке, кто-то ремонтировал машины, кто-то на рынке торговал. Но теперь из строителей, автомехаников и предпринимателей они превратились в шпионов, корректировщиков и пособников «Правого сектора». Забегая наперёд, скажу, что большинство из них всё-таки выйдут из подвала живыми, и все обвинения с них будут сняты. Потому что ни одного настоящего диверсанта среди них так и не нашлось.

Настоящих диверсантов ловить опасно для здоровья. Потому что они могут сопротивляться, и при этом даже стрелять. И — как следствие — кого-нибудь ранить или убить. Другое дело — ловля обычных прохожих. Кто-то оказался случайно в зоне обстрела – значит корректировщик. А если ещё и фотографировал на телефон последствия попадания снарядов, значит наверняка готовил отчёт для командования. А если при себе имел фонарик или — упаси Бог — бинокль… В общем, добро пожаловать на подвал. А там… Как говорил герой одного отечественного кинофильма, на дыбе все откровенны как дети. А если ещё и паяльную лампу принести, то «клиент» сознается даже в убийстве Кеннеди.

Был один «пациент», которого три дня били, требуя, чтобы тот сознался, что воевал в батальоне «Айдар». В конце концов чистосердечное признание записали на видео и отправили «укропам» – вот, мол, ваш герой. Когда же те недоумевая развели руками и заявили, что герой не наш и видим мы его впервые, «герою» досталось ещё раз, теперь уже за то, что ввёл следствие в заблуждение. Вот такие парадоксы.

Впрочем, хозяев подвала это мало смущает. Невиновных здесь нет. Есть, правда, менее виновные — те, кто нарушал комендантский час или в нетрезвом виде разгуливал по городу. К ним вопрос один — почему не в окопах?

- Мы за вас воюем, а вы в это время пьёте! Не захотели умирать на войне — значит будете гнить тут! Вот ты почему не воюешь, не защищаешь свой город?

- Да у меня проблемы со здоровьем…

- Значит бухать у тебя здоровье есть, а воевать идти здоровья нет?

За этим обычно следует серия воспитательных ударов палкой.

Вообще в Луганске действует негласный «сухой закон». Правда, закон какой-то странный. Спиртное продавать можно, а вот употреблять нельзя. Пьяных, замеченных на улице, сразу же тащат на подвал.

- Я издалека приехал защищать вас от фашистов, думал доброе дело делаю, – распинался один из тюремщиков, – а оказывается Луганск это город алкашей. Почему я за вас воевать должен, пока вы бухаете?

Потом о нём говорили, что на позициях он не был ни разу. К тому же сам местный, и с тремя ходками в не столь отдалённые места.

- Кто же тогда на позициях?

- Да фиг его знает. Те, кто нас охраняет, там и близко не были. Когда обстрел начинается они все в подвал прячутся как крысы.

Канонада с каждым днём всё ближе. Говорят, что в Вергунку прорвались украинские танки, и  вот-вот начнутся городские бои. Здесь, в подвале готовы ухватиться за любую надежду — лишь бы на свободу. Но не тут-то было. Хозяева подвала все надежды рубят на корню:

- Что, думаете придут укропы и вас освободят? Хрен там! Будут подходить — я первый сюда пару гранат закину!

На самом деле украинскую армию здесь никто не ждёт.

- Представляете, что будет, когда вот эти, которые сидят в аэропорту, ворвутся в город? – рассуждала как-то на автобусной остановке пенсионерка. – Они там голодали, сколько в них стреляли, скольких убили. Они ж нас ненавидят. Они ж если придут, так нам всем мстить начнут.

В аэропорту, в осаде находятся по разным данным тысяча или две украинских военных. По ним регулярно ведут стрельбу из гаубиц, миномётов и «Градов». Они, в свою очередь, отвечают тем же. Мины время от времени попадают в находящийся на линии огня дачный посёлок, из которого упорно не желают выселяться люди. В ответ залпам артиллерии раздаются проклятия в адрес «освободителей». А когда взрывы стихают, дачники выбираются из подвалов и как ни в чём ни бывало продолжают заниматься своими делами.

Не ждут украинскую армию и в подвале. Настроения среди арестантов разные, но в одном они практически единодушны – «укропы» идут нас убивать.

- Вы думаете, когда они придут, они нас спасут? Этот гад обещал гранату сюда закинуть, а те нас прямо тут постреляют. Потом привезут телевидение, снимут  трупы и расскажут всем, что террористы в Луганске расстреляли в подвале мирных людей.

Впрочем, «защитникам» тоже не очень рады. Ни здесь, ни на поверхности. С территории одного детского сада каждую ночь работал миномёт луганского ополчения. Один из местных жителей в состоянии лёгкого алкогольного опьянения как-то попытался объяснить ополченцам свою позицию в этом вопросе:

- Вы соображаете что вы делаете? Вы из жилого квартала стреляете! Завтра вас вычислят, и сюда прилетит обратка. Нам на головы прилетит!

Поскольку вразумительного ответа не последовало, мужчина разошёлся не на шутку:

- Вы нас, луганчан подставляете, защитники хреновы! Вы что делаете? И вообще, за кого вы нас держите? За быдло? Ваш Болотов запретил нам ездить на машинах. Я пешком должен ходить на работу, а вы продолжаете кататься!

Какие аргументы были приведены в качестве оправдания слышно не было. Не услышал их, видимо, и наш искатель справедливости. В связи с чем пошёл ещё дальше:

- Ну что ты там стоишь за кустами? Что, стыдно? Спрятался? Ну выйди сюда, поговорим как мужик с мужиком!

Мужского разговора не получилось. Ополченец не вышел. Хотя мог бы выйти и заехать прикладом по зубам. Но, видно, правда совесть замучила.

Некоторые луганчане вообще с трудом соображают кто есть кто. Как-то пенсионерка, бывшая учительница, вроде бы ещё пребывающая в здравом уме и твёрдой памяти, кивает в сторону стоящего около дороги бородатого молодого человека в камуфляже и с автоматом:

- Видали?

- Ну да.

Вооружённые люди в военной форме на улицах Луганска давно не диковинка. Этот отличается разве что новеньким камуфляжем, ещё не выгоревшем на солнце.

- Он не похож на ополченца, – тревожным шёпотом сообщает женщина. – Глядите как хорошо одет.

- Ну может быть наёмник…

- Точно! Наёмник! Чеченец! Это ж Коломойский всякую шваль вокруг себя собирает, вот они и понаехали тут!

Ну допустим сильно загорелый и небритый парень с натяжкой за чеченца вполне сойдёт. Но чеченские наёмники Коломойского в центре Луганска это явный перебор.

Кстати о чеченцах. Все о них говорят, но живьём никто не видел. Хотя за чеченценцев вполне   могут сойти казаки, которых здесь довольно много. Ещё в одном батальоне вроде бы был осетин. Плюс народная фантазия. Вот так и рождаются мифы.

Спасения ждут только с одной стороны — из России. Рейтинг Путина вообще зашкаливает. Все ждут, что «Вова придёт — порядок наведёт». И недоумевают, почему в городе до сих пор нет российских миротворцев и почему местное самопровозглашённое правительство всё ещё не поменяли на россиян.

Вообще в ополчении россиян немало. Их сразу слышно по характерному выговору. В Луганске так не разговаривают. И при этом местные часто тоже выдают себя за россиян. Один такой тип гражданской наружности долго убеждал арестантов в том, что специально приехал из России воевать за Донбасс. Все верили. До тех пор пока его не разоблачил один из задержанных:

- Да это же Лёша, таксист. Мы с ним два года в такси проработали.

Многие мечтают о российских паспортах. Говорят, их даже завезли и начнут выдавать со дня на день. И мало кто верит, что Россия нас к себе не возьмёт.

- Крым же, слава Богу, уже российский. И мы будем. Только скорей бы!

Когда свободное время — двадцать четыре часа в сутки, и двадцать четыре часа в сутки вокруг полная темнота, мысли пачками лезут в голову. И главный вопрос, который задаёшь себе: для чего всё это? Где здесь смысл? И есть ли он?

Всю прошлую зиму мы стояли на разных «майданах». Одни кричали «Россия! Референдум!», другие «Луганск это Украина!». Первые оказались многочисленней, упорней, агрессивней. Вторые уехали и стали призывать на свою малую родину, их отторгнувшую, все кары небесные. И вот началось. То, что в Луганске называют войной, там — антитеррористической операцией. Террористы — это все, кто остался. Кто не бросил всё и не побежал с территории самопровозглашённой республики. Причём, как видится с той стороны, таких должно быть немного. Один знакомый выезжал на Счастье, через украинский блокпост. Так вот там его спросили: «А что там в Луганске? Люди хоть остались? Ну хоть пару тысяч?». И очень удивились, когда он рассказал, что людей в городе много, что ездят маршрутки и даже магазины работают.

Вообще как вы представляете себе переселить целый полумилионный город?

- Да куда я поеду? – голос в темноте звучит раздражённо и растерянно. – У меня здесь квартира. Где мне там жить? Под забором в канаве? Нет, если бы мне там дали такую же я бы может и поехал…

- Ага, давай, езжай, – в голосе явно слышится насмешка. – Там тебя примут, там для таких как мы точно такие же подвалы, только ещё похуже. Вон в Станице двоих задержали, за хлебом на укропскую территорию на велосипедах поехали. Десять дней в яме просидели.

- Говорят тех, кто хотел выехать через Счастье, когда затишье было, собрали всех в фильтрационный лагерь и проверяют до сих пор. Террористов ищут.

- Мы все тут террористы.

- Нечего там делать, – авторитетно заявляет кто-то. – В Россию надо ехать. Там статус беженца сразу дают, с жильём и работой помогают.

- Ага. Только где-нибудь за Уралом. В Челябинске. Или в Ханты-Мансийске.

- Да хоть где. Всё лучше, чем на подвале.

Искать среди этих людей проукраинских активистов бесперспективно. И да, кстати, большинство из них голосовали на референдуме за независимость Луганской республики. Что в таком случае они здесь делают? Бей своих, чтобы чужие боялись? Или может быть кто-то на основе выбитых показаний строчит наверх отчёты: сегодня задержали двух наводчиков, трёх шпионов и одного диверсанта… Как в милиции, где всегда есть план по преступлениям, которых в отчётном периоде должно быть ровно столько, ни меньше ни больше.

Маленькие заложники большой политики — по другому этих людей не назовёшь. Украина их уже не примет. И примут ли они Украину, даже если политики вдруг договорятся? Процесс отторжения, кажется, уже необратим…

Луганская область известна как «Регион 13», благодаря коду региона на автономерах с 1995 по 2004 год. И тут ассоциация с «Тринадцатым районом» Люка Бессона напрашивается сама собой. По сюжету фильма, власти в Париже не в состоянии контролировать отдельные районы города, где заправляют криминальные авторитеты. Власти строят высокие стены и блокпосты, дабы отгородиться от проблемного района. А потом вообще решают привезти туда бомбу и взорвать её, чтобы раз и навсегда покончить с проблемой. Фильм, правда, заканчивается оптимистически — бомбу обезвреживают, стену вокруг тринадцатого района начинают сносить, а в самом районе открываются полицейский участок и школа.

С Луганском не всё так однозначно.

Луганская область всегда была для Украины своего рода «тринадцатым районом», застрявшем в совке, где основные виды бизнеса это контрабанда, обналичка бюджетных средств и нелегальная добыча угля в норах-копанках; где население не доросло до цивилизационных ценностей, а из достопримечательностей только терриконы да полуразрушенные корпуса некогда могучих предприятий; где голосуют за Януковича, потому что он «по нутру наш» и имеет две ходки на зону; где никогда ни одна проукраинская партия не имела поддержки больше двух процентов; где Доброславский — народный герой, а количество памятников Ленину и Дзержинскому в пересчёте на душу населения бьёт все мыслимые и немыслимые рекорды. Отгородить её от остального мира колючей проволокой и железным забором мечтали многие политики. Наконец мечта сбывается. И, что парадоксально, ситуация вполне устраивает «народных вождей» и по ту сторону забора, и по эту. Правда, при этом не берётся в расчёт, что миллионы людей на Донбассе, де-юре являющиеся гражданами Украины, объявлены людьми третьего сорта и выброшены на обочину жизни. Вдобавок к тому множеству проблем, которые уже свалились на их головы, проблемой сегодня стали выезд за и въезд на территорию вновь созданного гетто.

Однако, если жители бессоновского «Тринадцатого района» жаждут разрушения стены и воссоединения с остальным миром, то этого нельзя сказать со стопроцентной уверенностью о жителях «тринадцатого региона» Украины.

Война заканчивается только тогда, когда умирает её последний солдат. Об этом, к сожалению, не подумали те, кто развязывал войну на Донбассе. А, может быть, как раз наоборот — всё идёт по плану? Только план этот писали не в интересах жителей Луганска…