Между выживанием и изменой: кого украинцы считают настоящими коллаборантами

До начала полномасштабного российского вторжения в Украину фактически не было уголовной ответственности за коллаборационизм. Соответствующая статья в Уголовном кодексе появилась только в марте 2022 года.

Практика применения этой статьи вызывает немало критики у юристов. Правозащитники называют ее противоречивой. "Анализ показывает, что привлечение к ответственности за коллаборационную деятельность не учитывает контекста оккупации, необходимости обеспечивать жизнь на оккупированной территории, к тому же опирается на формальную оценку действий обвиняемых", - пишет в своем аналитическом отчете правозащитная организация ZMINA, обращая внимание на привлечение к ответственности за действия, необходимые для обеспечения на недостаточный учет индивидуальных обстоятельств, в частности наличие принуждения.

Поэтому на сегодняшний день есть большой разрыв между тем, что считают граждане преступлением против собственного государства, а что таким преступлением считает украинское законодательство.

Как украинцы определяют коллаборационизм

По данным социологической группы «Рейтинг», в 2024 году большинство украинцев считали коллаборационизмом занимания руководящих должностей в органах оккупационных властей (48%), участие в организации незаконных «референдумов» и «выборов» (46%), а также службу в вооруженных силах России (44%). Каждый третий респондент относил к этому понятию работу в правоохранительных или судебных органах, а также на любую должность в органах местного самоуправления под контролем оккупационной администрации.

46% опрошенных убеждены, что уголовной ответственности подлежит любая форма сотрудничества с оккупационными властями, в то время как 52% считают, что наказание должно применяться только в случае тяжких последствий или преступлений. В то же время, доля сторонников абсолютной ответственности по сравнению с 2023 годом уменьшилась на 6%.

Большинство опрошенных (65%) считают справедливым ограничение права коллаборантов занимать государственные должности, 30% – выступают за штраф, а 20% – за общественные работы или ограничение участия в общественной жизни. 63% убеждены, что запрет на государственную службу и предпринимательскую деятельность должен быть бессрочным.

По мнению 60% украинцев, именно суд должен определять степень вины и наказания, в то время как четверть респондентов считают, что решение должны принимать местные власти или общины. Молодежь чаще доверяет судам, старшие поколения — сообществу и суду совести.

Как закон противодействует коллаборационизму

По состоянию на октябрь 2025 года 1519 лицам сообщено о подозрении, 515 объявлен в розыск, 1301 обвинительный акт направлен в суд.

Но практика применения закона вызывает критику – формулировки статей остаются размытыми, а разграничить выживание под оккупацией и сознательное сотрудничество бывает сложно. Общество требует справедливости, но судебная система и законодательство еще ищут баланс между наказанием и пониманием контекста.

Так, по данным правозащитной организацииZMINA, больше всего приговоров (517 приговоров по состоянию на декабрь 2024 года) - по части первой статьи 111-1 УК Украины (публичное отрицание вооруженной агрессии и публичные призывы к поддержке решений и/или действий государства-агрессора). А приговоры за добровольное занятие должностей в оккупационных органах власти занимают всего 5 место в общем количестве приговоров по 111 статье.

Что важно: среди приговоров суда почти нет оправдательных: из общего количества приговоров только четыре.

Между жесткостью и пониманием

Отношение украинцев к коллаборационизму остается суровым: большинство убеждены, что сотрудничество с оккупантами должно наказываться. Но в то же время общество все чаще отдает себе отчет в сложности жизни под оккупацией — когда выбор между «сотрудничать» и «выжить» не всегда был очевиден.

Среди осужденных действительно много сознательно работавших или работающих на оккупационные администрации или силовые структуры, например, «полицию». Но как быть с работниками бюджетных и коммунальных предприятий?

Одним из немногих резонансных дел стало дело электрика из Лимана Дмитрия Герасименко . Он был обвинен в том, что во время оккупации города он возглавил предприятие «Районные электрические сети» (РЭМ), которое подчинялось «ДНР» и восстанавливало электросети, поврежденные во время боев. Герасименко признал вину, но просил не наказывать его строго. По его словам, он согласился занять должность, чтобы прокормить больных родителей и обеспечить горожан светом.

В мае 2023 года Индустриальный районный суд Днепра приговорил его к трем годам лишения свободы, но затем апелляционный суд заменил реальный срок на условный. Прокурор подал жалобу с требованием вернуть электричество под стражу, однако 12 ноября 2024 отказался от кассации.

Сам Герасименко сказал, что удовлетворен таким решением. По его мнению, справедливо, что его сочли виновным, но оставили на свободе.

«Я работал [руководителем РЭС во время оккупации], я этого не возражаю. По-моему, ничего плохого нашему государству я не сделал, у меня не было намерения идти против государства», — сказал он.

Алексей Полухинпережил оккупацию Херсона и плен. Для него коллаборант — это тот, кто добровольно поддержал оккупацию Украины или его населенного пункта: «Это тот, кто добровольно поддерживает оккупантскую систему обеспечения, занимает различные должности, которые помогают системе оккупантов закрепляться в захваченной общине». Для Алексея, который выходил на мирные антироссийские митинги в Херсоне, пережил плен, отправлял журналистам фото разрушений в городе во время оккупации, есть четкие определения, кто не является коллаборантом: «Это — человек, который выходит на митинги против оккупации, партизанит, пытается выживать в оккупации. должности».

Относительно отношения к коллаборантам Алексей довольно прямой и категоричный: «Предатель — это предатель. К нему/ней отношусь как к врагу».

Даниил, житель Запорожья, убежден, что коллаборант – это не просто человек, сотрудничающий с оккупантом, а сознательно отказавшийся от своего государства.

«Колаборант – это человек без принципов. То, что за должность или вознаграждение готово предать не только государство, но и друзей. Но нельзя всех оставшихся в оккупации называть предателями. Есть те, кто ждет возвращения Украины, кто просто не смог уехать. Это не коллаборанты – это наши люди, пережидающие российское нашествие».

Его слова перекликаются с позицией большинства других опрошенных: не все оставшиеся в оккупации – предатели и соучастники оккупации.

Яна из Запорожской областикоротко, но четко формулирует главное:

«Тот, кто на своей территории в своем государстве идет против воли народа и поддерживает оккупанта. Если на временно оккупированной территории: если это люди, которые живут, поддерживают и пропагандируют власть – это коллаборанты».

Ольга Цилинка, глава херсонской общественной организации «София», которая занимается семьями, имеющими детей с инвалидностью, пережила оккупацию Херсона и продолжает жить в городе под обстрелами, продолжает помогать семьям, которые стали для нее своими. Для Ольги, историки по первому и психологи по второму образованию, коллаборанты и предатели – это разные люди.

«Предатели – это люди, которые сознательно шли и планировали предать, принимали участие в определенных мероприятиях, призывали русский мир до и после 2014 года. Это люди, которые продвигали и продвигают идею «русского мира», восхищение Украины и т.д. То есть предатели – это идеология. А коллаборанты – это для меня люди, которые перешли на работу к кафирам. Не только к оккупационным органам власти, но и к оккупантам в целом. У нас, у херсонцев, в общем-то небольшой опыт оккупации по сравнению с левобережной Херсонщиной, Крымом и другими до сих пор оккупированными общинами. Но и у нас очень трудно было найти структуру, где во время оккупации можно было работать на россиян и чтобы это не считалось коллаборационизмом. Возможно, это лишь какая-то низкооплачиваемая работа, не требующая особых навыков профессионализма. Потому что мы, например, знали, что даже в такси говорить нельзя, потому что таксисты преимущественно работают на россиян. Не все, конечно, но многие таксисты сдавали людей россиянам: где забрали, куда увозили и о чем люди говорили. Если же говорить к примеру о детском саду, который работает в оккупации, это еще сложнее, потому что система воспитания построена таким образом, что в ней почти все работники – это важное звено, а для оккупантов – важное политическое и идеологическое звено. Поэтому воспитатель в детском саду в оккупации – это политическая должность, потому что там – детские праздники, там – выступления, там – стишки, там – рисунки, – и все это несет какую-то идейную нагрузку. Поэтому для меня воспитатель детсада, который пошел работать на россиян, это коллаборант однозначно».

Учителя и психологи, которые пошли на сотрудничество с россиянами, для Ольги, которая сама является психологиней и работает в частности с детьми, это особая точка боли: «Я не могу это (работу на оккупантов – ред.) воспринять, меня это ранит. Я знаю людей, которые работали в школах на россиян, а сейчас продолжают работать в украинской школе, – говорит Ольга. — Аргумент был один: мне жить за что-то надо. Или еще хуже манипуляция: детей надо было поддерживать. Это манипуляция и ложь, потому что во время оккупации в Херсоне от голода никто не умер. Выжить можно было – и даже сейчас в оккупированной части Херсона есть люди, которые работают, но не занимаются коллаборационизмом. Это может быть социальная защита, но на уровне обслуживания людей, а не внедрения оккупационных методик и пропагандистских нарративов о «благодаря России вы здесь имеете коробку макарон».

Работая на оккупанта, говорит Ольга, мало шансов не стать коллаборантом: «Ведь на самом деле глубоко идеологизированы почти все стороны жизни. Куда ни пойди – сквозь идеология, пропаганда. Поэтому мы, например, избегали любой возможности сотрудничества с россиянами. Когда мы даже с детьми проговаривали, как же мы будем жить в случае, если не будет примером средств от украинской зарплаты, я детям так и говорила: ну что, буду лепить пельмени и пирожки, вязать, шить, но ни о какой работе на оккупанта не могло идти. Потому что все равно это используют в пропаганде».

Светлана, жительница Запорожья, не считает предателями врачей и даже учителей, работающих в оккупации. Хотя и законодательство определяет преподавателей, работающих по российским стандартам коллаборантам, Светлана имеет другое мнение:

«Люди в оккупации – заложники. Поэтому любого человека, который там остался, конечно, нельзя назвать коллаборантами. Перешедшие и сотрудничающие с рашистами поддерживают позицию их российского ху...

Ну и если ты госслужащий, я думаю, да, это коллаборационная деятельность. Если у тебя нет выхода, ты не можешь уехать: не можешь оставить своих родителей или еще что-нибудь. Ну, они вынуждены работать в той же больнице или учителем. Я не считаю, что это коллаборанты».

Наталья, жительница Херсонщины ,говорит, что для нее абсолютно все изменилось именно в 2022 году, когда она увидела, как вчерашние украинские депутаты и предприниматели сегодня с российскими флагами агитируют за россиян: «Действительно после 2014 года я готова еще была кого-то оправдать: ну что нам плохого? хейтиты, ну возят украинских детей в Россию на выставки, ну что плохого в русском языке. Конечно, те, кто пошли работать на россиян, оправданий у меня не было и нет, но на Херсонщине таких было немного. Я относительно нормально относилась к тому же Черевко или Семенчева (сегодняшние коллаборанты, которые занимали должности в Херсоне до оккупации, — ред.), считала, что если человек хороший специалист, то как мешает русский язык? Ну, пусть говорит. И именно 2022 год поставил все на свои места. Русский – язык врага, потому что именно за ним приходят российские танки. Я где-то слышала эту фразу и она мне понравилась: если все равно, на каком языке говорить, давайте на украинском».

Что касается коллаборантов и предателей, Наталья считает, что каждая история в оккупации – особенная и нельзя всех равнять: «Знаете, я раньше тоже как-то всех под одну расческу иногда чесала. А теперь понимаю, что каждая история – своя, нельзя людей сравнивать. Поэтому каждая история нуждается в детальном анализе. Я знаю водителей автобусов, которые как и на россиян работали, а вместе с тем, помогали уехать больным людям бесплатно. Если врач лечит людей и не занимает должности за отделением или не возглавляет больницу, он тоже может не быть коллаборантом. И так далее. Я за то, чтобы каждую историю анализировали, а не всех в оккупации называли предателями и коллаборантами».

Александр Григорьевич из Запорожьяговорит, что предателей следует оценивать не по словам, а по делам.

«Есть люди, которые пошли на сотрудничество с врагом и предали Украину. Но! Здесь нужно смотреть: коллаборанты бывают немного разные. Одни коллаборанты, вроде, работают, а вместе с тем помогают Украине: какую-то информацию собирают, передают. Таких фактов очень много еще с прошлой войны (ред. подразумевает Вторую мировую войну). Поэтому смотреть нужно конкретно по их делам. Что они делают?

Светлана, переселенка из Орехова, говорит, что коллаборант – это тот, кто сознательно перешел на сторону врага, но признает: жизнь на войне не оставляет простых ответов.

«В оккупации не сладко, и здесь не сладко. Какие же люди предатели, когда туда Россия зашла, они не предатели – они живут, потому что негде жить. Как и мы – как бы там хоть немного было лучше, мы бы сидели в Орехове. Пошедшие на сотрудничество – конечно, предатели. Но если там живут не по своей вине и радости – то что делать…».

Ирина, жительница Херсона ,вспомнила своих родственников в Крыму: «Мы давно не общаемся с родственниками в Крыму. В 2014-м им было «чтобы без войны». Для меня это недопустимо. Мы перестали общаться где-то года через два. Теперь я в оккупации. И знаете, я не жалею о том, что не общаюсь с ними. Ибо вот это «все равно, чтобы без войны», по моему мнению, и помогло россиянам. Конечно, я сейчас собственными глазами вижу, что они все равно пошли бы войной на Украину. Но ведь огромная разница – пойти на благодатную почву или, например, на страну, которая их языка не понимает, хорошо знает свою историю и своих выдающихся людей, правда? У нас этого, к сожалению, не было. Для меня сейчас не существует серого: только белое и чёрное. Поэтому коллаборант для меня – тот, кто работает на россиян и поддерживает их идеологию. Все, точка. Никаких оправданий. Коллаборант и предатель для меня – это одно и то же».

Олег из Запорожья, демобилизованный ветеран, вообще не знакомый со словом «коллаборант». Сначала мужчина не понял вопроса, но объяснил свою позицию через слово «изменник».

«Предатель – это тот, кто не ценит наших ребят, кто говорит: "Мне все равно, под каким флагом жить". Ибо за это знамя каждый день погибает. За то, чтобы вы и я с сыном мог спокойно идти по этой улице. Те, кто не ценит военных – предатели или, как вы говорите, коллаборанты».

"Главное, чтобы люди за мир"

Но есть и другие мнения. Елена Кижябкина, которая вынуждена была из-за оккупации покинуть Энергодар и переехать в Запорожье, не осуждает оккупацию родного города. Жалеет только, что не может вернуться:

«В Энергодаре сейчас люди довольны. Пенсии добавили, в магазинах все есть. Подруги говорят – живется лучше. Я бы, может, поехала туда в мамину могилу, но не пускают. А так – люди там спокойно живут».

Ее слова показывают, как глубоко пропаганда проникает даже в разговоры с друзьями. Уточняем у Елены Кижябкной слышала ли она о терроре недовольных российским режимом, о застенках, обстрелах атомной электростанции:

«В Энергодаре? Нет, ничего такого не слыхала. Звоню подругам – говорят, живут лучше, чем было. В магазинах все есть, говорят: «Мы довольны». И нет, не стреляют ли они (ред. россияне). Все спокойно. Раньше, может, по городу ездили, а сейчас тихо. Единственное – комендантский час после девяти».

Елена рассказывает, уезжать не хотела, но имела проблемы со здоровьем, которые можно было вылечить только в Запорожье. И уже 4 года живет здесь у дочери. На вопрос: "Кто такой коллаборант" женщина отвечает:

"Даже не знаю, кого так можно назвать. Главное, чтобы люди за мир. Скорее закончилась война и чтобы повсюду был мир. Честное слово, и Запорожье не хочется, чтобы это обстреливали. Хочется мир".

"Колаборанты - это те, кто ведут себя, как матрешки"

Редакции РИА Юг также удалось пообщаться и с теми, кто остается во временно оккупированном Мелитополе. Большинство там считают изменниками тех, кто согласился идти на государственную службу и стал агитатором "русского мира".

Некоторые имена и профессии опрошенных изменены из-за вопросов безопасности.

Евгений из Мелитополя (пенсионер):

"Для меня коллаборанты - это преимущественно госслужащие, бюджетники. Трудный вопрос с коммерсами, уплачивающими им налоги. Жить за что-то надо же, хотя всем сердцем ненавидят россиян, но по разным причинам не смогли уехать. я знаю лично таких. Одна брата похоронила недавно, у другого отец у него еще. приятеля тоже бабка лежачая и он один ухаживает.

А вот учителя могли бы и дистанционно учить детей по украинским программам. Врачей я бы наказывал только тех, кто на руководящих должностях. Как вот Игорь Маслов (при оккупантах стал главврачом Мелитопольского областного Центра крови, - авт.)”

Елена, жительница Мелитополя (психолог):

"Колаборант - это, даже, не тот, кто всегда ждал "русский мир". Таких в городе было достаточно. Коллаборант для меня - это тот, кто переобулся на лету. Ради денег. Просто продался. И не просто работает на оккупантов, а повсюду рассказывает, какие решители замечательны, как с ними город процветает". вопрос, чтобы выявить проукраинскую позицию.

Светлана, жительница Мелитополя (домохозяйка):

Обычно считают, что коллаборант – это тот, кто работает на россиян или предателей. Но я видела, как живущие со мной в одном городе отворачиваются от флага РФ. Хотя раньше они вообще были вне политики. А еще бабушки. Бабушки, целовать портрет Путина как значок. Я видела это своими глазами. Я понимаю, что у некоторых с возрастом что-то меняется в уме. Но это слишком. Мне всегда хочется их спросить: "Что вам дал Путин?" Но я живу в Мелитополе. Я понимаю, что единственное, что принесет мне этот вопрос — ко мне могут прийти домой другие люди с другими вопросами…”

Екатерина, жительница Мелитополя (продавщица)

Среди моих знакомых много тех, кто работает в школах, в больницах, в правительстве, банках и так далее. Я понимаю, что через три года после начала войны люди должны где-то работать, чтобы кормить семьи. Некоторым приходится тяжело. Я не считаю всех их коллаборантами. Но те, кто ведут себя как матрешки (я так называю двуликих людей, прославляющих оккупантов и этот режим), вызывают отторжение. Именно эти люди для меня коллаборанты. Иногда можно встретить учителя, всячески избегающего формулировок о «русском мире». По крайней мере, по возможности. А иногда какая-нибудь девочка в банке рассказывает о России почти как Скабеева. Для меня коллаборант – это девочка в банке. А по профессии и работе судить через три года людей нельзя.

Жители временно оккупированного Мариуполя в Донецкой области, с которыми пообщались журналистыСвободного Радио, оценку действий коллаборантов оставляют правоохранителям. Но признаются, что переживают, чтобы сами не получили подозрения из-за того, что были вынуждены оформить российские паспорта.

Иван (имя изменено), Мариуполь (временная оккупация)

Я не знаю, как это трактует [украинское] законодательство. Но очень переживаю, чтобы меня не судили потом. Прямо за [русский] паспорт. Мы здесь непонятно как: и тем может чем-то не понравишься, неправым будешь (России — ред.) и эти (Украина — ред.) еще могут предателем объявить. Как между двух огней. Я думаю, точно неправы те, кто воевал [против Украины].

Анастасия (имя изменено), Мариуполь (временная оккупация)

А кто предатели? Я у себя дома. Я что теперь предательница? Нам же жить надо. То, что приходится жить в таких условиях (под российской оккупацией – ред.), не означает, что мы так хотели. Предателей где-нибудь среди организаторов поищите. Кто там рулит, себе квартиры решал, а остальным — фиг там, а не компенсации. Я себя предательницей не считаю.

Наталья, ВПЛ из Мариуполя

Сейчас многие так легко судят, но война продолжается, я не понимаю, как можно давать оценку. У меня близкий человек в оккупации, работает в магазине. Я не думаю, что это предательство. Судили уже сельских голов, которые сотрудничали с оккупантами. Кто может и любил Россию, а кто может просто, чтобы людям помочь, какой-то порядок наладить в селе. Я не знаю. Моргун наш (Олег Моргун - коллаборант, бывший глава городской милиции, изменил государству в 2014 году, имеет два приговора суда за государственную измену и коллаборационную деятельность - прим.ред) - это точно предатель. Со стажем. Иващенко тоже (Константин Иващенко - генеральный директор ПАО "Азовмаш", возглавил оккупационную администрацию Мариуполя в марте 2022 года). А еще у меня вопрос к учителям. Вы же детям в голову вкладываете, что Россия – молодец.

Вместо выводов

Украина идет сложным путем, формируя культуру справедливости, отличающую сознательную измену от вынужденных решений. Вопрос «кто предатель?» и дальше остается не только юридическим, но и нравственным.

Однако для того, чтобы моральная и юридическая сторона вопроса шла рядом и не противоречила друг другу, юристам и законодателям нужно еще много поработать.

С момента появления статьи 111-1 в Уголовном кодексе Украины законодатели предложили по меньшей мере 13 законопроектных инициатив, направленных на изменения этой статьи или корректировки ее применения из-за изменений в другие законы.

Но пока, говорят правозащитники, все эти законопроекты остаются без движения.

Над материалом работали редакции " Новостей Донбасса ", " Арбуз.City " и РИА Юг , Восточный Вариант, Свободное Радио .